Плейлист волонтера

– Штапич? – звонит тот самый крутой опер из главка. – Мне твой телефон Жора дал. Давай вы нам кое-чем поможете? Надо номера всех машин записать в квартале и там около… Ищем вообще две – «Вольво» номер *** и «Мазду» ***, но запишите все, окей?

– Сделаем.

Это задание нельзя «сливать» на форум и в СМИ. Поэтому я беру Куклу, и мы идем записывать номера и искать указанные машинки.

– Штапич, а зачем мы ищем машины?

– Думаю, они хотят понять, где его тачки стоят… Вдруг он труп вывозил.

– И мы ща можем прям машину с кровью найти?

– Да кто его знает.

– Бляяять, так и представляю, что она там, а…

Записав не меньше 300 машин в десятках дворов и на паркингах вокруг, нужных тачек мы так и не находим.

Уже пятый день поиска. Задания придумывать тяжело, но десяток волонтеров ковыряется по всему городу. По просьбе полиции на форум кидаем предупреждение, что вечером может быть большая задача для крепких парней, прямо от уголовного розыска. И в этот момент мужа берут.

Раскрыли преступление так: опер из главка подозревал, что муж убил жену и вывез труп. Допрос мужа только укрепил его в этом мнении. Но опер не мог понять, на какой машине тот мог вывезти тело – обе тачки семьи не светились в течение всего января нигде в городе. Тогда наш «пьяный» опер из местного ОВД по заданию главка пошел к мужу – очередной раз его опросить, и увидел ключи от «Фольксвагена» на холодильнике. Он тут же спросил: что за машинка и можно ли ее посмотреть? Дело было решено. В багажнике «Поло» лежала расчлененная и разложенная по мешкам для мусора пропавшая. Муж дал признательные показания.

В ночь со 2 на 3 января они пили текилу. После этого заговорили о чем-то спорном, повздорили, он взял нож, благо повар, и приговорил ее прямо на кухне. После – расчленил тело в ванной и убрался, причем убрался отлично (опять же, повар, чистая кухня). Первые пару дней, видимо, не мог отойти от шока, хранил тело на балконе, а потом, когда ее друзья начали спрашивать, куда она делась, разместил сообщение в FB: дескать, пропала. Друзья вынудили его идти в полицию. А перед этим, соответственно, надо было вынести мешки из дома. Убийце хватило ума не использовать свою машину, и он взял «Фольксваген» знакомой. Но вот вывезти тело не удалось – уже пошли опросы, наши поиски, и он затаился; думал, как всё утихнет, спокойно избавиться от тела.

СМИ вовсю пережевывали историю: кровавая семейная разборка на новогодние праздники – прекрасный сюжет, который напоминает остальным, выжившим, как им повезло пережить эти праздники. Отряд зовут на все телеканалы, каждый из них считает своим долгом обсосать трагедию.

– Штапич, дай интервью Рен-ТВ? – звонит Соловьева.

– Слушай, это же дикие ебанаты, они всё про летающие тарелки и память воды рассказывают… Но мы же не инопланетян ловили.

– Дай интервью, пожалуйста. Ты координировал. Вместе с Жорой расскажете.

– Ну, ладно.

Мы с Жорой вечером, под легкий снег, стоим перед камерой. Соловьева – сбоку, контролирует. Корреспондентка:

– Отец убийцы в интервью поблагодарил вас за то, что вы занимались поиском. Что вы можете сказать?

Я начинаю ржать: настолько идиотским показался мне вопрос. Жора тоже ржет. Соловьева ухмыляется и отводит глаза – она согласна с нами, но все-таки это интервью.

– Вырежете это, – сказал я.

– Следующий вопрос, – попросила Соловьева.

– Какие у вас впечатления от общения с убийцей?

– Эм, ну, ничего необычного.

– А что заставило вас искать пропавшую?

– Да мы их всё время ищем… работа такая.

Работа такая. Бродский откликается в Рождество: «Труд – это цель бытия и форма, нечто помимо путей прокорма». Сказано – как будто о волонтерстве.

20. Zdravko Colic: «Krasiva»

Поиски – совершенно особый формат социальной коммуникации.

Для некоторых поисковиков (таких, как сучий потрох Куб) родственники потеряшек становились жертвами их махинаций. Кто-то на поисках находил работу, кто-то – подчиненных.

Но у меня было табу на то, чтобы связываться с миром пропавших. Я всегда отменял любые инвайты от родственников пропавших в соцсетях. Мне казалось, что вместе с живыми до меня могут дотянуться мертвецы, и все-все-все пропавшие, найденные живыми или погибшими, а также вовсе не найденные, – это какой-то единый мир, темный и холодный. Поэтому я записывал номера заявителей не во время поисков, чтобы быть на связи, а уже после – чтобы не брать трубку; а когда родственники хотели оказать помощь отряду, я пытался слить их кому-нибудь другому, чтобы не встречаться с ними лично.

Между тем многие в отряде продолжали общаться с потеряшками и их семьями, и даже специально ездили к спасенным детям. Меня это всегда поражало. Тем паче что у меня есть такой поиск, после которого я ни за что не хотел бы столкнуться с пропавшим ВООБЩЕ ни при каких обстоятельствах.

Кукла, этот вечный поставщик заявок, трезвонит уже 10 минут. «Пропал студент! Вчера вечером! Казанский вокзал!» История оказалась не то чтобы любопытной – скорее нетипичной.