Плесень

— Не знаю. Несколько дней, наверное.

— Адрес! Скажи мне твой адрес, где ты находишься?

— Какой у нас адрес? — Марина взглянула на подругу.

— Дай сюда, глупышка, — Барби, смеясь, забрала у девочки телефон. — Этьен, привет! Меня зовут Барбара, я подруга Марины. Зачем вам наш адрес? Вы, что, собираетесь нас навестить? Ах вот как, даже немедленно? Ну, записывайте…

Барби продиктовала в трубку адрес и телефон и отдала её обратно Марине.

— Девочка, дорогая моя, — нежно произнёс голос в трубке, — пожалуйста, никуда не уезжай, я очень хочу тебя увидеть. И как можно скорее. Господи, просто не могу поверить, что это ты… Я всё время думал о тебе.

— А куда же ты исчез тогда? Мне было так плохо всё это время.

— Я тебе всё объясню. Только не по телефону. Это длинная история. Всё. Я уже еду. Жди меня, хорошо? Никуда не исчезай!

— Хорошо, — ответила Марина. В трубке послышались короткие гудки.

— Ничего себе, — с лукавой улыбкой сказала Барби, забирая у девочки телефон, — ты, оказывается, маленькая сердцеедка. Сколько же тебе было, когда ты этому дяденьке голову заморочила? Десять? Одиннадцать? А он, судя по всему, очень даже хорошо тебя помнит.

— Он хороший, — Марина опустила глаза. Щечки её порозовели.

— Да, похоже, что и ты его не забыла, а? — Барби заглянула Марине в глаза. — Дурочка, я же не смеюсь над тобой. Это же прекрасно, когда у людей так долго сохраняется настоящая, глубокая привязанность друг к другу.

Барбара притянула девочку к себе и прижала к своей груди.

— Ты хорошая девочка, — сказала она, — и ты мне очень нравишься. Знаешь, что? Ахи, охи, нежные чувства — всё это хорошо. Но я думаю, что нам с тобой не мешало бы помыться с дороги. Давай-ка я пойду напущу ванну.

* * *

— Ну, чего ты стоишь? — спросила Барби у Марины, застывшей перед огромной голубой ванной, полной пузырящейся белой пены, из которой выглядывала голова подруги. — Скидывай халатик и залезай.

— Нет, — неуверенным, слегка дрожащим голосом произнесла девочка. — Всё это не со мной происходит. Я просто сплю. Ой! Ты что щипаешься?

— Ну что, проснулась? — засмеялась Барби, — иди сюда, я тебя сейчас помою. Как мама в детстве.

Нежные руки подруги ласково скользили по телу Марины. Девочка от удовольствия закрыла глаза. Барби, казалось, не столько мыла, сколько ласкала её, то проводя ладонями по ногам, то чуть сжимая пальцами упругие ягодицы и нежные грудки. Вдруг Марина почувствовала, что губы Барби нежно, но настойчиво прижались к её губам, ротик Марины приоткрылся и их язычки встретились. Пальцами Барби легко и сладко прикоснулась под водой к клитору девочки и Марина слабо застонала от наслаждения.

Что было дальше, Марина помнила как в тумане. Барби подняла её, вытерла огромным махровым полотенцем и отвела слегка пошатывающуюся подружку в свою спальню с предусмотрительно расстеленной постелью. Сколько у неё было оргазмов, она не помнила. Ощущение было такое, что время застыло, а её тельце безостановочно вздрагивало, пульсировало, ритмично напрягаясь и расслабляясь, головка металась по подушке из стороны в сторону, а неутомимые руки Барби и её острый сладкий язычок, казалось, размножились, и успевали ласкать девочку одновременно во всех её самых интимных местах. Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем Барби, наконец, выпустила взмолившуюся девочку из своих объятий.

— Барби, миленькая, ну нельзя же так, — лепетала Марина, — ты же меня с ума сведёшь. Я сейчас улечу и никогда больше сюда не вернусь. Хватит! Не могу больше! Отпусти!

— Ладно, ладно! Вижу, что действительно больше не можешь, — смилостивилась, наконец, Барби. — Отдохни, малышка.

Минут десять девочка лежала неподвижно совершенно обессиленная. Барби в это время встала, накинула коротенький шёлковый халатик, сходила на кухню и вернулась с двумя бокалами холодного шампанского.

— Давай-ка, малышка, — сказала она, протягивая один запотевший бокал с трудом разлепившей глаза подружке, — выпьем за начало твоей новой жизни. Ты понимаешь, что вся твоя предыдущая жизнь в России отрезана, как ломоть хлеба, и никогда больше не вернётся?

— Догадываюсь, — отозвалась Марина слабым и счастливым голосом.

Подружки чокнулись. Холодная освежающая жидкость, слегка пузырясь на языке, проскользнула вниз по пищеводу.

— Вкуснотища какая, — зажмурила глаза Марина. — Барби, миленькая, я наверное, умерла, и уже в раю, да?

— Нет, малышка, ты, похоже, никогда не повзрослеешь. И не поумнеешь. Ну и хорошо. Мужчины обожают глупеньких.

— Ты знаешь, Барби, у меня такое ощущение, что с того времени, когда мы сидели в аэропорту в Петербурге, ожидая посадки, прошла целая вечность. Ну, не вечность, но очень-очень много времени. Да и всю ночь перед этим я никак заснуть не могла.

— Ну, я думаю. Не могла же ты Коляна нетрахнутым оставить. То-то бедный теперь мучается, небось. Ведь такую девочку он никогда в жизни больше не попробует.

— Какая ты всё-таки противная, — надула губки Марина. — И чего это тебе такое в голову пришло?