Плесень

Бубон ни разу в избиениях Жабы не участвовал, но обидно ржал, когда его мордой в кучу говна тыкали. Неконтролируемое бешенство охватило Жабу, даже в глазах потемнело. Стараясь оставаться незамеченным и сохраняя дистанцию, Жаба двинулся следом за Бубоном, который, решив не дожидаться единственного на маршруте старенького автобуса, направился в сторону города пешком.

По сторонам дороги возвышались горы мусора — городская свалка. Бубон шёл беспечно, видимо, наслаждаясь первыми минутами своей свободы. Услышав шаги за спиной, он обернулся и тут же, узнав Жабу, побледнел от страха.

— Чего не ржёшь? — зловеще спросил Жаба, подходя вплотную. — Помнишь, как ржал, когда меня кодлой пиздили?

— Ты чего? — дрожащим голосом пискнул Бубон, — я же тебя никогда пальцем не тронул!

— Но ржал-то ты надо мной от души, а? Только, что в штаны не ссал, падла!

— Так а куда же мне деваться-то было? Если бы не ржал вместе со всеми, так и меня бы пиздили, ты же сам знаешь.

— А мне по хую, — зловеще прохрипел Жаба и с силой воткнул скользнувшую из рукава в ладонь заточку Бубону в живот.

* * *

— Пойдёмте-ка, Аркадий Моисеевич, выпьем по сто грамм коньячку. На душе муторно.

Старенький адвокат Михаил Соломонович Бернштейн взял под руку своего коллегу, явно направлявшегося по коридору к выходу из здания городского суда.

— Что случилось? — спросил Аркадий Моисеевич, — очередное дело проиграли?

— Государственный адвокат, получивший уголовное дело в нагрузку, по указанию начальства, выиграть его не может по определению, голубчик. Вся защита в таком деле сводится к пустой формальности, вы же знаете. Вина моего подопечного неоспоримо доказана, да он и сам не отпирался.

— И что, вышак, небось? По этому поводу и расстроились? В вашем возрасте пора и привыкнуть уже. Тем более, если приговор обоснованный.

— Заслужил, негодяй, ничего не скажашь. Быдло, Аркадий Моисеевич, тупое, злобное быдло.

— Ну и, позвольте поинтересоваться, что же этот подонок натворил?

— Много чего, — вздохнул Михаил Соломонович. — Отбыл полный срок за вооружённый грабёж с лёгкими телесными. Освободился, дождался освобождения одного из той же колонии. Восемнадцать проникающих ранений в живот, спину и шею. Это в Череповце было. Приехал в Петербург, на третий день совершил разбойное нападение на подданную иностранного государства.

— Ну, и что вы расстраиваетесь, дорогой мой? Его же только могила и исправит. И чем меньше такого дерьма по улицам ходит, тем лучше для всех, в том числе и для нас с вами.

— Да я с вами согласен, голубчик. Только вот эти новшества со смертной казнью. Непривычно. И неуютно как-то.

— Так ведь более гуманно, согласитесь. Наркоз — и никаких мучений. А то, что на запчасти разберут — так хоть польза какая-то. А я вот никак не могу забыть, как моя Софочка страдала. Шесть месяцев от рака умирала, боли невыносимые. За что ей такие муки? Ведь добрейшая была женщина, умница. А этих бандитов — под наркозом. Где справедливость, Михаил Соломонович, я вас спрашиваю?

И кто знает, какой ещё конец нас с вами ожидает? Я вот всё думаю, думаю. После смерти моей Софочки жизнь потеряла всякий смысл. Вот уже полтора года живу на автопилоте. А может решиться на эвтаназию? Наркоз, тихо и безболезненно. Как этого вашего бандюгу.

* * *

— Следующий! Фамилия? — принимающий врач обратился к переводчику.

По сторонам невысокого худенького паренька застыли два дюжих санитара, готовые в любую минуту наброситься на него и зафиксировать.

Переводчик выбрал из папки нужный заполненный формуляр. Доктор пробежал его глазами и удовлетворительно хмыкнул.

— Совсем молодой. Ценный экземпляр.

— Да, и никаких инфекционных заболеваний, — подтвердил переводчик.

— На анализ крови, затем на рентген, — распорядился доктор, обращаясь к санитарам. Те дружно взяли парня за руки выше локтей и повели к двери.

— Ну что, — добродушно улыбнулся доктор, — скоро ваше правительство на приговорённых будет зарабатывать больше, чем на нефти?

Переводчик спокойно молчал, не реагируя на мрачные шутки медика.

— Что он там бормочет? — спросил сопровождающий партию майор МВД.

— Да так, — повернулся к нему переводчик, — холодный английский юмор.

Доктор сел за стол и стал подписывать документы о приёмке партии доноров.

— Я слышал, что эти торговаться начинают, — полувопросительно произнёс майор, — хотят снизить цены на наше мясо.

— Пока это только слухи, — ответил переводчик. — Хотя, конкуренция даёт себя знать. Китай, Индонезия. Те ведь и невиновных за такие деньги, наверное, готовы поставлять. Но, с другой стороны, население западных стран ветшает, средний возраст увеличивается, нужда в органах для трансплантации растёт. Так что, майор, до нашей с вами пенсии этот бизнес будет процветать.

— Когда нам ждать следующую партию эмбрионов и плаценты? — спросил доктор, и переводчик задал тот же вопрос майору по-русски.

* * *