Плещущийся

Возле конвертерного цеха бурлило грязное море из рыжих касок, брезентовых костюмов сварщиков и резчиков, мятых черных спецовок с логотипом комбината рабочих остальных профессий. Изредка в этой пестрой толпе акулами проплывали синие выглаженные костюмы и белые каски ИТР-овцев. Щавель привычно нырнул в это море, перемещаясь от стайки к стайке рабочих всех мастей, и очень скоро нашел рабочих своего участка, а главное: своей бригады, которая в лучах угрозы увольнения показалась ему почти что родной. Костян Логунов, Паша Тихоход и бригадир Кобчик сидели возле передвижного компрессора на груде скрученных шланг с видом Битлов, ждущих из сортира Ринго Старра перед концертом в Театре принца Уэльского. Костя оглядывал окружающих злым раздражительным взглядом, Паша Тихоход, положив руки на колени, отрешенно взирал на мир взглядом человека, который мысленно находится совсем в другом месте, а бригадир Кобчик Александр Иванович подкуривал очередную папироску. О последнем нужно сказать отдельно. Это был высокий широкоплечий мужик лет сорока пяти с простым крестьянским лицом и густющими рыжими усами. В усах неизменно тлела папироса «Прима» без фильтра, причем курил её Александр Иванович до тех пор, пока огонек помимо табака не начинал поджигать ус. Тогда бригадир Кобчик выплевывал остатки папиросы, чтобы через пять минут начать курить новую. Из-за привычки курить без помощи рук, держа папиросы только губами и усами, говорил Александр Иванович мало и нечленораздельно. Основным звуком, издаваемый его голосовыми связками был гортанный звук «’мля», шедший почти после каждого слова. В работе бригадир Кобчик умело использовал здоровый пофигизм и всегда ориентировался на главную аксиому хорошего исполнителя – не спеши выполнять приказ, пока не поступит второй. Бригаде такой подход нравился, и с авторитетом бригадира Кобчика кроме Костяна – да и то редко и по пьяни – никто не спорил.

Увидев подбегающего запыхавшегося Гоменюка, Александр Иванович затянулся и задал риторический вопрос:

– Где шляешься ’мля?

Серега принялся было рассказывать о своих злоключениях бригадиру и заинтересовавшемуся Костяну Логунову, которому не давал покоя вопрос, чем закончилась их попойка в субботу, но тут к ним подошел мастер Триппер и ревущим подгоняющим тоном указал на сегодняшний объект. На удивление ночная смена успела демонтировать старые двутавровые балки, к которым крепился ковш-печь конвертера, так что вместо ожидаемой рубки бетона всех свободных рабочих кинули на сборку новых балок. Две здоровенные балки затащили лебедками внутрь цеха, и теперь они стояли на деревянных подмостях, красуясь свежевыкрашенным ребром. Погрузчиком завезли несколько ящиков гаек размером с кулак и гроверов для сбора балок. Суть работы была простая: нужно было из двух коротких частей балки собрать одну длинную. Балки выставлялись по уровню в стык и скреплялись металлическими пластинами в районе ребра жесткости с обеих сторон с помощью болтов. Болты продевались в тридцать специально просверленных отверстий и затягивались гайкой с предварительно надетым для жесткости гровером. Затягиваться гайки, согласно технологии, должны были с определенным усилием, для чего был специально принесен полутораметровый динамометрический ключ. На ключе согласно технологическим нормам выставлялось усилие, и нужно было им крутить гайки до характерного щелчка. Щелчок обозначал, что гайка закручена до конца правильно. Технолог цеха поколдовал над ключем, регулируя что-то согласно бумажке, в которую поминутно заглядывал, и ключ под ободряющий рёв мастера Триппера: «Быстрее давай!» был вручен бригадиру Александру Ивановичу. Не мудрствуя лукаво, бригадой было решено, что менее физически развитые Серега Гоменюк и Паша Тихоход вставят болты, накинут гроверы, понаживляют гайки, а Костян Логунов и бригадир Кобчик будут их закручивать огромным тяжелым ключом и через каждые десять болтов меняться. Работа в принципе была не особенно сложная, фактором осложнявшим положение являлось то, что балки эти находились прямо посреди цеха и все обилие руководства разных мастей шастало в непосредственной близости. В этих условиях чувствуешь себя пони на арене цирка, перед таким обилием начальства придется пахать в поте лица. Пахать ни Щавелю, которого еще слегка мутило и крутило живот после вчерашнего отравления, ни его бригаде не хотелось, но выбирать не приходилось. Тем более контролировать процесс поставили мастера Триппера. Первая гайка была наживлена, бригадир Кобчик дуговыми вращениями начал крутить здоровенный ключ, все сильнее и сильнее в него упираясь в ожидании заветного щелчка. Но вместо ожидаемого мягкого щелчка раздался треск разрываемого металла. Ключ ушел на полметра вперед, а выжимавший его бригадир Кобчик по инерции полетел следом, больно стукнувшись коленками по нижнему тавру балки.

– Травма на производстве, – лаконично диагностировал Костян, наблюдая эту картину.

– Я тебе дам травму! – грозно огрызнулся Триппер, – Что там случилось?