Плюс минус 30: невероятные и правдивые истории из моей жизни

Маруська, как утверждали все знакомые девушки, был потрясающим любовником, и его буквально передавали с рук на руки. Он был неугомонен и неутомим. И у него была одна отличительная особенность. Как только он «чуял добычу», у него тут же начинали двигаться ноздри, и на лбу вертикально вспухала и начинала пульсировать вена.

Нас могло идти по улице человек двадцать. Но та незнакомка, которая шла по противоположной стороне улице и на которую мы все пялились, вдруг переходила через дорогу, расталкивала всех, подходила к Марусе и задавала тот самый потрясающий по своему идиотизму вопрос, который мы сами задавали по сто раз в подобной ситуации.

– Простите, молодой человек, сколько сейчас времени?

Он легко и мгновенно знакомился со всеми, кто ему нравился, так же легко приводил их домой, и не было при этом никакой грязи, что ли. Все было как-то легко и естественно. Как настоящий друг, он еще ухитрялся приводить с собой не только ее саму, но и двух подруг для нас с Генашкой.

Они приходили с ним в нашу квартиру и уже не пропадали никуда. Им всем у нас нравилось. И они становились нашими товарищами. Они ходили по магазинам, относили наши вещи в прачечную, мыли посуду, покупали нам газеты и готовили всякие вкусности. И нам это очень нравилось тоже.

Короче говоря, после экзамена он привез с собой не только бутылку, но и стюардессу. Где он ее взял, понятия не имею.

В честь столь знаменательного события, как сдача экзамена, мы ее тут же окрестили Начерталкой.

Звали ее Надя. Это была очень крупная Надя. Рост у нее был что-то около метра восемьдесяти. Плечи, грудь, талию и бедра она имела одного размера. Когда они с Маруськой шли по улице, было ощущение, что мама ведет своего недоразвитого сына к диетологу.

Если бы она пришла одна, нам уже негде было бы присесть. Но она пришла не одна. Она поставила условие, что поедет с Марусей к нему домой, если он согласится взять еще двух ее подруг. Потому что все они в одном экипаже. Завтра в рейс, а ночевать в поганой аэропортовской гостинице им осточертело.

Ночь мы провели, как в самолете ТУ-134, который летал по маршруту Москва – Ленинград в зоне повышенной турбулентности туда и обратно, как умалишенный. Экипаж обслуживал нас до самого утра, во время «посадок» поил чаем и приносил сигареты и водку. Утром они исчезли, оставив в квартире запах духов, пудреницу, прозрачную аэрофлотовскую косыночку и три неподвижных одеревеневших тела.

Они вернулись через три дня. Они привезли с собой из Ташкента арбузы, дыни и курагу и еще двух стюардесс из другого экипажа. И тем тоже у нас понравилось. И они в следующий раз привели к нам еще и своих подруг тоже. Слухи о веселой квартире, где можно переночевать между рейсами, множились на высоте десять тысяч метров со скоростью восемьсот километров в час.

Но стало еще хуже, когда Начерталку назначили каким-то начальником. И она стала заведовать всеми стюардессами то ли Внукова, то ли Домодедова.

Длинноногие девушки в синей форме с «птичками» на пилотках шли к нам теперь непрерывным потоком днем и ночью.

Дело дошло до того, что в районе решили, что у нас открылась аэрофлотовская касса, и к нам несколько раз приходили с улицы за билетами.

Мы похудели и почти не выходили из дому.

Все это происходило на втором этаже типовой хрущевской многоподъездной девятиэтажки. А на первом этаже в соседнем подъезде жили Альперовичи.

Папу мы не видел никогда. Маму тоже. Мы видели их сына Алика.

Алик был младше нас. Ему было, вероятно, лет восемнадцать. Чем он занимался, неизвестно. Но он все время сидел возле окна на первом этаже и тоскливо смотрел, как мимо него к нам идут разномастные представительницы прекрасного пола.

Алик был довольно пухлый молодой человек, у которого вечно текло из носа. Он был простужен всегда, зимой и летом и при любой погоде. На подоконнике перед ним грудой лежали мокрые носовые платки. Еще у него, наверное, всегда болело ухо, потому что голова была обвязана шарфом, из-под которого с одной стороны торчал здоровенный кусок ваты. Отличительной чертой Алика был нос. Никогда ни до, ни после я не видал такого носа. Он начинался у окна, пронизывал узенький палисадник, доставал до тротуара и об него спотыкались прохожие. И из него все время текло. Было ощущение, что Алика приделали не к своему носу. Просто так случайно вышло. При рождении не того ребенка присобачили не к тому носу. При этом мама Алика, видимо, считала, что Алик простужен, потому что плохо кушает. Кроме носовых платков перед ним на подоконнике всегда стояла тарелка с какими-то булочками, конфетками и пирожками. И он все время жевал.