Плот или байдарка

– Я вообще обожаю походную жизнь! – перебил ее мысли Кузя. – Но нет. Я всеядный, если надо, то и в ресторане откушаю с удовольствием. – И стал рассказывать, какие в Москве имеются заведения.

– А ты откуда столько знаешь? – поинтересовался отец. – Ты в Москве-то пару раз был и то проездом или на экскурсии.

– Так в Африке одни москвичи воду мутят. Скорешились. Я вообще заметил, эти столичные, они какие-то другие: попрутся за тридевять земель – ничего не испугаются. Я с ними и спутался, тоже по натуре москвич. Ничего не боюсь.

– И убить человека можешь? – спросил отец.

– Не начинай, Коля, – попросила Мария Карловна.

– Интересно рассуждаешь, отец. Ты, значит, кто волка живого бабахнул и еще прикладом по черепушке бил, пока орех ему окончательно не кокнул, в глаза при этом смотрел… не убийца, – проговорил Кузя таким тоном, будто шутил о чем-то легком, несерьезном.

Отец напрягся. Кузя еще больше расслабился и даже потянулся за гитарой Васи.

– Вот у тебя самообладание! – сказал восхищенно Гриша, наблюдая, как брат перебирает струны и медленно раскачивает ногой. – Часто на тебя там нападали, чтоб выработать такой стальной характер.

Кузя посмотрел на брата, и глаз сверкнул. Он отставил гитару, медленно поднялся, снял рубаху и показал спину, на которой еще заживал гигантский шрам, рваный и странный.

– Матерь божья! – то ли восхитился, то ли ужаснулся Николай, подошел и стал щупать большими пальцами охотника. – То рубак какой-то с зубьями что ль?

– Не, мачете, но острие особое, африканское… такие рваные раны оставляет, – стал рассказывать Кузя. – Спасибо, ядов своих туда не наплевали. А они могут.

– А скольких же ты укокошил? – уже без иронии или злости спросил отец.

– Я только двоих. Но они падлы были. И убил я их так, чтоб другие падлы не подходили близко. Так надо было, иначе там не выжить, – он облизнул красные губы. – Выследил, как собак. Сначала ластился, выжидал, смотрел, а когда нашел, им икры перерезал и уши отрезал. Только вы не подумайте, что я маньяк какой-то, – смешно, как клоун, Кузя расплылся в добросердечной улыбке настоящего маньяка. – Это меня москвичи научили. Мол, устраши. Я устрашил, как мог. Но они все равно не послушались…

– Может, они тоже москвичами были, – рассмеялся Шура.

– Не, америкосы… Москвич б меня живым не оставил. У меня ж на лбу написано, что упертый до смерти.

– Ну так и как ты их пришиб? – не унимался отец, а Мария Карловна шлепнула его по плечу за неуемное любопытство.

– Ну интересно же! А он все тянет! – оправдывался Николай, у которого чесались руки. Ибо в молодости за Николаем водились драчливые дела, и даже один раз чудом ушел от преследования.

– Выслеживал их, как собак. Ластился, рядом был, ждал, собирался, а потом узкая тропиночка свела-таки… Ногти им нафиг все повырывал, от анафилактического шока погибли. Ногти сначала подпалил. Типа несчастный случай, от электричества. А там никто разбираться с двумя бандитами не будет.

– Анафилактический шок – это другое, – поправила Мария Карловна.

– К чертям! Мне так врач сказал. Патологоанатом. Один черный еврей.

Все рассмеялись и с иронией уставились на Кузю.

– Врешь ты все! – вдруг прыснул отец и дал сыну подзатыльник за то, что развел его, как котенка.

– Ну не без прикрас! – смеялся в ответ довольный Кузя, что смог своими сказками разрядить обстановку. – Может, когда писателем сделаюсь. Известным. Есть талант!

Все выдохнули. Но поняли, что хоть и не без прикрас, а самообладание у Кузи такое, что его сломить мог только другой повидавший виды без прикрас.

В этот и последующие дни погода стояла такая чудесная, что плыли без остановки. Сначала все еще копались в телефонах, молодые фотографировались с каждым кустом и пролетающей мухой. Но на третий день и этого не понадобилось, могли часами ехать и молчать или заниматься общей какой-то работой. Например, по просьбе матери остановились у хвойного леса, чтоб поискать ягод или грибов. На счастье взяли средства против комаров, но и те действовали через раз. Сибирские кровососы пробивали оборону из вонючей химии, специальных ветровок для походов, садились даже на голову и лезли в глаза. В результате городские вынуждены были сдаться и плыть дальше без ягод и грибов, которые легко было купить на любом причале, где торговали местные. Чем опрыскивались местные? Или их не трогали кровососы? Оставалось загадкой. Но у каждого селянина стояло по два-три, иной раз по десять ведер лесной роскоши.