Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павлв (Груздева)

Зеленокудрые леса,Гостеприимные дубравыИ голубые небеса —Священный храм Господней славы.Я, недостойный, здесь стоюПод кущами земного рая,На мир Божественный взирая,

Псалмы в честь Господа пою.О, если бы моя душаБыла чиста, как эти долы,О, если б жил я не греша,Храня небесные глаголы!

Иной раз ночью залезет отец Павел в дупло большого дерева и читает все псалмы по памяти. Было на кладбище такое дерево с большим дуплом, а преподобный Павел Обнорский, Ангел-хранитель Павла Груздева, подвизавшийся в дремучих вологодских лесах, три года жил в дупле липы в полном уединении и молитве.

Батюшка даже в храм не проводил электрического освещения. Солнце встает, рассветает — начинается Литургия. Всенощная в Великий Пост — солнце весеннее, клонится к закату, и сумерки такие синие.

«В храм входишь, — вспоминает его духовный сын, — там свечечки горят, батюшка ходит с кадилом, ладан клубится, хор поет — старушек пять-шесть. И всё в неразрывной связи с природой— пение, чтение… Особая атмосфера сохранялась».

Отец Павел, несомненно, чувствовал глубокую связь природы с молитвой и поэзией, не случайно в тетрадях его молитвенные тексты перемешаны со стихами и наблюдениями над жизнью природы: когда снег выпал, когда грачи прилетели, когда ливень огурцы «прихвостал»… И молиться он любил не только в храме, но над обрывом у речки и в дупле дерева под звездным небом…

Ночь. Все спят, лишь месяц бродит над селом,Обсыпает избы словно серебром.Да в выси небесной, точно ряд лампад,Звездочки святыя пурпуром горят.

Тысячелетняя история православия, его молитвы, предания и притчи, могучая жизнь земли, восход и закат солнца, цветение плодов и сбор урожая — всё это таинственно-непостижимым образом соединилось в одном человеке, настолько простом и житейском, что самая высшая похвала ему была услышать из уст народа: «Ну наш человек!»

Особенную благодать, окружавшую отца Павла и неизменно присутствовавшую везде, где он находился — и в храме, и в доме, и в лесу, и на огороде — чувствовали все, только по-разному ее называли. Но лучше всех эту благодать чувствовали дети. И ему было с ними хорошо. И хотя они — босоногая детвора, озорники, а отец Павел — священник, а вскоре иеромонах и игумен, чья жизнь прошла «по монастырям да по тюрьмам», разницы ни в возрасте, ни в положении не ощущалось ровным счетом никакой. Встретятся жарким летним днем на речке:

— Дядя Павел! — кричат ребятишки. — Айда с нами наперегонки до того берега!

— Борода тормозит! — смеется «дядя Павел». — Где мне с вами!

Жара на лугу пасется, не шелохнутся шмели.Ветки под тяжестью солнца нагнулись до самой земли.По черной, как деготь, дороге ветер бредет налегке.Лето босые ноги моет в прохладной реке.

А зимой любил отец Павел играть с ребятами на горке, пока еще был помоложе. «Там за церковью у нас такая гора есть к реке, — вспоминают участники этих игр. — Ну, молодежи-то много, человек сорок было в деревне, придут кататься на лыжах с горы. Вечером иногда и отец Павел выйдет. Озорник он тоже был хороший! И в снежки играли, и с горки друг друга сталкивали. А попа столкнуть все-таки интересно! И нам смешно, и ему. Человека два-три подбегут, подтолкнут — куда шапка, куда бороденка трясется».

Соседскому мальчишке, которому в 1960-м году было 12–13 лет, отец Павел, став уже известным ярославским старцем, архимандритом, подарил свою фотографию с дарственной надписью: «Володьке, другу моего детства. Отец Павел».

«Хотя у нас детства не было, нужда да горе, — вспоминаются мне строки батюшкиного письма к родным в Тутаев, где он просит не обижать племянников, Лену и Сашу, — пусть хоть они порадуются!»

«Он про детство мало говорил, — рассказывает Владимир Иванович Овчинников. — Видимо, всё-таки тяжело было. Семья большая, а он старший…»

Уж ты ветка бедная, ты куда плывешь…

После стольких странствий обрел, наконец, Павел Груздев пристанище на долгие годы. В начале своей службы в селе Верхне-Никульском отец Павел пишет в дневнике: