Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павлв (Груздева)

А как начал служить отец Павел в Троицкой церкви, то народ к нему «партиями валил» — приезжали многие из Борзова на службу к своему батюшке, из окрестных сел и деревень, из соседней Тверской области. А где народ — там и доход. Как-то раз пришла староста из Воскресенского — та самая, что отказала о. Павлу по причине его «непредставительной» внешности.

«Ну что, побраковала мной?» — шутя сказал ей о. Павел.

«С первых дней, как приехал, всё оживилось у нас, — вспоминают прихожане. — Он ведь монастырского воспитания, день и ночь работал. А службы какие!..»

Но благодатная красота богослужений нового священника, особый уют в храме, множество народа — все это явилось не сразу. Первым делом, как определили о. Павла служить в Верхне-Никульском, пришел он — вычистил туалеты, это был март месяц 60-го года.

Сначала туалеты вычистил, а потом в храм пошел всенощную служить. Церковный домик, где жили священники — и о. Леонид, и о. Петр, и о. Иосиф — вот уже несколько лет пустовал, потолок провис, того и гляди рухнет. Первую ночь о. Павел лег спать на столе, а голову положил там, где ниша от окна: «Если рухнет потолок, так хоть жив останусь».

В храме тоже все запущено, грязь, копоть. «Взял лопату и давай пол скрести лопатой». Потолки черные, лампадки чуть светят. «Сел отец Павел на амвон и ревит», — как рассказывают его близкие. За помощью — ну к кому обратиться? Просит брата:

— Шурка, приедь, помоги!

Вдвоем работали недели две.

— Я со стремянки ему все белилом и выбелил, — вспоминает Александр Александрович. — Это не чтобы маховой кистью хлоп! Потолок был — до чего же закопченый!

Однажды, когда белили потолки, соседка пришла, принесла молока и оладий. Поели. Остаток о. Павел стал прятать по карманам.

— Ты что делаешь? — спрашивает его Шурка.

— Так обидится, если оставим! — отвечает о. Павел.

«Вот какой был! — говорит Александр Александрович. — Мне бы даже не подумать».

И не было случая, чтобы о. Павел не отблагодарил кого-то за помощь. В сторожке сделали ему потолок. Рабочие приедут — он никого не отпустит без угощения, всех за стол посадит. Кладбище стал расчищать от завалов — там много было деревьев повалено — деревенские ребятишки прибегут, бывало, на помощь — он им то конфет, то пряников купит.

В течение пяти-шести лет кладбище привел в полный порядок. Подкрасил сам церковь, подремонтировал ее. На фасаде летнего храма на фреске краска пооблупилась — там был изображен лик Христа и голубь рядом. У о. Павла лестницы не было, он говорит соседскому мальчишке:

— Давай-ка с тобой, Володька, полезем.

Володька дома лестницу взял, поднялись на колокольню, а с колокольни перебрались на летнюю церковь. Поставили лестницу, отец Павел фасад подкрашивал, а Володька лестницу держал.

— Наверно, с неделю лазал, — вспоминает сейчас Владимир Иванович. — Всё голубя рисовал. Заберется, порисует, спустится, смотрит: «Чего-то не то». Опять лезет рисовать.

Так началось служение отца Павла при храме Святой Троицы на незатопленном островке мологской земли.

— Такой человек житейский был, — говорят о нем в Верхне-Никульском. — Ну наш человек! Веселый, очень земной, всегда с людьми…

«По первости бедновато жил, — вспоминают соседи. — Помогали ему едой. Народ принесет кто чего. К нам прибежит — молока попьет, хлеба поест. Потом огород завел у себя — картошка, помидоры, лук, огурцы. Дом церковный как стоит, от него с правой стороны к кладбищу огородик был — сотки полторы-две. Он этот огород раскопал, там до него всё запущено было».

«3–16 июля 1961 года. Воскресенье, — сделана запись в батюшкином дневнике. — В 8 часов вечера был сильный ливень, все залило и прихвостало градом. Прощай, огурцы!»

«Но не погибли!

 — радуется батюшка в конце лета. — Столько было огурцов, насолили две кадки».

«5–18 июля 1961 года. Вторник, — продолжает о. Павел дневниковые записи. — На сегодняшний день всё мое достояние составляет 5 рублей и никаких запасов.

Но хоть мошна пуста да совесть чиста. Никому не завидую. Легче помирать».

Будничная жизнь о. Павла видна, как на ладони. Сокровенная молитвенная жизнь подвижника и исповедника скрыта от всех. Только иногда, косвенным путем, приоткрывалась самым близким людям тайна этой иной, иноческой жизни.

«Я десять лет с ним общался, — рассказывает его духовный сын, иеромонах. — И заметил из некоторых слов, что он, когда получил священство, подвизался. Прямо об этом он ни разу не говорил, все обмолвками: «Бывало, встану тут над обрывом у речки, возьму и всех евангелистов прочитаю. Или Псалтирь за день».

Отец Павел знал наизусть все четыре Евангелия и всю Псалтирь.