По дороге в Космос

– Мне кажется, что вы невнимательны, товарищ старший лейтенант, – сказал генерал суровым голосом. – Вы будете работать в большом госпитале, где низшая должность военврача будет майорской. А у вас в полку майор – это потолок!

– Товарищ генерал, а какие перспективы с жильем?

– Жилья, как вы понимаете, на данный момент нет. Откуда ему сразу взяться? – генерал буравил Владимира взглядом, будто он и был главным виновником отсутствия жилья. – С квартирами везде трудно, вы сами знаете. Вы на севере четвертый год, вам что, дали жилье?

– Моей жене в первый же год дали комнату от железной дороги, – спокойно пояснил Владимир.

Этого генерал не знал, личное дело об этом умалчивало. Пришлось на ходу вносить изменения в сценарий.

– Но это же не военное ведомство. В любом случае считайте, что вам повезло. Жилье будет через год. Сейчас там закладывается целый город. Через год заберете семью. И по поводу вашей жены. Она у вас врач и тоже будет работать в госпитале. Это я вам обещаю. Абсолютная гарантия трудоустройства.

Владимиру не хотелось принимать решение сразу, и он решился спросить:

– Товарищ генерал, у меня есть время подумать?

– Конечно, Владимир Петрович, вам обязательно надо подумать, – генерал отечески заулыбался и перешел на покровительственный тон. – Предложение очень серьезное. Но имейте в виду, что такая удача два раза в жизни не выпадает, я вам как старый служака говорю. Я надеюсь, что вы здравомыслящий офицер. Завтра жду вас к десяти. Все вопросы мы с вами решим, не сомневайтесь.

Генерал доверительно протянул руку: «До завтра!», и они попрощались. «Равнозначная должность, неясные перспективы, без жилья…» – размышлял Владимир, направляясь к дежурному офицеру отметить пропуск. Какие еще вопросы генерал собирался решить, он так и не понял.

Выйдя из управления, Владимир вспомнил генеральское боржоми и первым делом напился газированной воды из автомата, а потом поехал на главпочтамт звонить жене на работу. Главврач больницы сообщила, что Шурочка ушла пораньше, чтобы забрать сына из детского сада. Приходилось принимать решение самостоятельно. «Да это и к лучшему, – подумал он, – ни к чему волновать беременную жену». Не сильно огорчившись, он отправился выполнять многочисленные заказы. Переезжая из одного центрального универмага в другой и сверяясь со списком, удивлялся богатой столичной жизни и одновременно не переставал воображать себе новый госпиталь и собственную квартиру в новом городе. И про себя уже решил, что согласится на новое назначение.

Из Заполярья – в Казахстан

Казалось, что пассажирский поезд «Москва-Ташкент» тянется еле-еле. В плацкартном вагоне ехал в основном среднеазиатский люд. Было очень шумно, очень тесно и грязно. Владимир вторые сутки маялся от безделья: про будущую работу он все много раз передумал, завести разговор было не с кем. Сидел, скрестив руки на груди, и вспоминал прощание с начмедом. Крепко напились они в последний день. Иван Леонтьевич расчувствовался, не хотел его отпускать, вспоминал своего брата Володю, сравнивал их. На прощание подарил немецкий медицинский саквояж из крокодиловой кожи. Расстались только под утро, когда кончился спирт. Так Владимир никогда еще не напивался.

Ехал он в купе в окружении многочисленного семейства со старой казашкой во главе. Подсели они на освободившиеся места в Актюбинске, явно в большем количестве, чем предписывалось билетами; плацкартное купе превратилось в общее.

Многочасового соседства хватило ему сполна, чтобы вкусить национальной экзотики. Он разглядывал торчащие из-под стеганого халата и обутые в мягкие хромовые сапоги с калошами старушечьи ноги в теплых штанах. Иногда поднимал глаза на ее морщинистое дубленое лицо, обрамленное плотным цветным платком, и, не обнаружив на ее лице ни бисеринки пота, втайне завидовал; казалось, что влага давно ушла из нее, как из сушеной груши. Когда старуха шла по вагонному проходу, смотрел ей вслед, на ее ноги невообразимой кривизны, и боялся, что они вот-вот подломятся в коленях. Он уже много раз наблюдал, как молодая казашка кормит младенца грудью, как все это семейство ест и что оно ест, и каждый раз, не выдержав картины купейного быта, уединялся в тамбуре и подолгу курил.

Надо было не пропустить разъезд Тюра-Там, остановка – две минуты. Проводница предупредила заранее: «Лейтенант, через десять минут твоя тюрьма там, ждать не будем. И так опаздываем». Владимир подхватил чемодан, перекинул через руку шинель и вышел в тамбур, где и простоял до остановки, всматриваясь во тьму за грязным стеклом и пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни. Заскрипели тормоза, поезд остановился, он спрыгнул с подножки вагона на насыпь. «Бывай, целка служивая», – бросила ему вслед проводница и захлопнула дверь. Почти сразу же поезд тронулся, стало темно.