По Южной и Центральной Африке

О радушии и гостеприимстве машукулумбе можно судить по оказанному нам приему. Под высокой мимозой, одиноко стоявшей у юго-западного конца селения, был созван военный совет. Нам же предложили примоститься в жидкой тени маленькой мимозы, примерно в 120 метрах от поселка. Поскольку мы пришли из государства Леваники и, должно быть, с его разрешения, жители селения не позволили нам даже стать лагерем поблизости от их жилищ.

Решающим аргументом для военного совета явилось то соображение, что если нас просто прогнать, мы, очевидно, отправимся дальше на север, здесь же не будем ничего покупать и уж, конечно, не станем делать подарки вождю. Поэтому нас оставили на ночь под тем же деревом, которое указали с самого начала. В то же время на восток, запад и север послали гонцов. Как мы узнали позднее, они известили соседей о прибытии выкрашенных в белый цвет лазутчиков марутсе, чтобы были приняты необходимые меры предосторожности. Изгнать нас совсем из страны у них не хватало сил, так как наши носильщики отказались прийти им на помощь: как ни хотелось им поскорее вернуться на родину, они отлично знали, что Мо-Панза дружески расположен к нам и сурово накажет их, если они выступят пособниками машукулумбе.

Отвечая на вопросы хозяев селения, носильщики рассказали о сокровищах, которые находятся в багаже, о том. что мы владеем, в частности, многочисленными импанде, ценными бурунгу

(стеклянными бусами) и ко-эмпеле (тканью для набедренных повязок), а также различными тайными средствами, которые предохраняют носильщиков от пуль. Все эти слухи распространялись из хижины в хижину, как пожар, и влекли к нам новые толпы машукулумбе. Вскоре вокруг нас собралось столько народу, что мы буквально не могли пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы в случае необходимости взяться за оружие. В этот критический момент взгляд мой случайно упал на жестяные кассеты с патронами. На них уже успели усесться несколько наиболее отчаянных подростков.

— Смотри! — вскричал я, словно охваченный внезапным порывом, обращаясь к старшине носильщиков. — Смотри, эти мальчики сидят на порохе для наших ружей.

Старшина, которому в это время передали через головы окружавших нас людей зажженную трубку с табаком, выронил ее и заорал, что мальчишки уселись на огне, вылетающем из ружей белого человека. С этими словами он начал раздавать удары направо и налево, стараясь выбраться из круга машукулумбе. Те не сразу поняли смысл его слов, но им все же стало ясно, что они в опасности. Толпа разбежалась, и до конца дня машукулумбе больше не приближались к нам и нашей поклаже.

Наконец появился вождь со своей женой и повторил разрешение встать лагерем у селения. Я дешево купил за желтые и синие стеклянные бусы сена, на котором мы потом спали, и опорные столбы для ограды. Машукулумбе попросту вытащили столбы из собственной ограды и со смехом притащили нам. «Завтра, ну послезавтра чужеземцы уйдут, и тогда лес снова достанется нам», — рассудили они. Однако я тут же, несмотря на протесты продавцов, велел распилить несколько столбов на дрова. Кроме того, мы выменяли сушеного мяса для носильщиков и молока. Вождь принес в подарок пива, а мы преподнесли ему стеклянные бусы, набедренную повязку для его жены, а также два платка. Принесли нам и два сосуда с мукой. Машукулумбе получают муку, размалывая зерно между камнями в отличие от матока и бечуанов, которые пользуются для этого деревянными ступками. Но мы муку не купили: она оказазалась слишком дорогой. Вообще я пришел к выводу, что машукулумбе сеют меньше зерновых, чем им требуется, а большую часть хлеба выменивают у матока и манкойя[71] на шкуры антилоп лечве и быков.

К вечеру машукулумбе разошлись: они рано ложатся спать. Правитель и его жена, оба увешанные многочисленными браслетами из слоновой кости и импанде, тоже ушли к себе. Только после этого мы вздохнули спокойно. Шум, крик и толчея настолько утомили нас, что мы без сил повалились на землю, не дождавшись, пока Освальд со слугами приготовит ужин и постели. Уже через несколько минут мы все дремали. Но после ужина пришлось попеременно нести вместе с африканцами охрану лагеря. Мы привязали ослов, из которых один был болен и не мог подняться с земли, к мимозам, росшим между нами и лагерем слуг, рассчитывая, что здесь длинноухих не тронут хищники. Когда все было приведено в порядок, мы улеглись у ярко горевшего костра. Караульные же заняли посты в темноте, чтобы огонь не слепил их.

Вскоре в селении все смолкло. Стояла тихая, прекрасная ночь. Но спокойствие природы не передавалось нам, каждый звук вызывал тревогу. В тишине было отчетливо слышно потрескивание костра в лагере носильщиков, время от времени раздавалось мычание не привыкших к ночным огням волов, где-то лаяли гиены, ржала зебра. На поляне перед нами виднелись пасшиеся газели и антилопы. Возможно, здесь, поблизости от людей, они чувствовали себя в безопасности от хищников. Но так будет только до тех пор, пока цивилизация не достигнет и этих мест и не вложит в руки коренных жителей огнестрельное оружие.