По Южной и Центральной Африке

На следующее утро нам представилась возможность познакомиться во всех подробностях с парикмахерским искусством машукулумбе. Перед нами прогуливалось несколько щеголей: одни — с гигантскими шиньонами, у других эти шиньоны были готовы только наполовину, третьи лишь приступали к их сооружению. У пожилых людей я не видел таких причесок. Они, очевидно, появились всего лет двадцать назад.

Волосы машукулумбе блестят от жира, смешанного с черным металлическим порошком, но насекомые в них, видимо, не водятся. Огромные шиньоны придают их обладателям комичный вид. Машукулумбе приходится держать голову так прямо, что вертикально стоящий шиньон напоминает длинную шею жирафа на коротком туловище. Тяжесть, которая давит на затылок, вскоре приводит к гипертрофии височных мышц: как и мускулы шеи и затылка, они напоминают крепкие веревки. Через какое-то время височные мышцы ослабевают, атрофируются. Тогда шиньон уступает место тяжелой косе, которая оттягивает голову назад и, напрягая мышцы лба, передней части головы и висков, мешает человеку быстро передвигаться. Бегать он уже вовсе не может.

«Какая чудесная мода: мужчины носят шиньоны длиной свыше метра, а женщины сбривают волосы!» — воскликнет иная читательница. Наголо обритые головы женщин символичны: они доказывают их готовность к самопожертвованию. Став женой, девушка, купленная мужчиной (впрочем, у свободных машукулумбе она имеет голос при выборе супруга), должна подарить мужу свои волосы. Наши красавицы дарят избраннику один локон, красавицы же из народа машукулумбе — все. Но ему и этого мало. Он сбривает волосы у рабов и у тех, кого убивает в бою, покупает у соседних племен и затем передает местному парикмахеру, который делает ему шиньон по его вкусу. Большой шиньон обходится в стоимость вола, за которого мы, европейцы, платили 9—10 метров ситца. Подобная прическа — истинное произведение искусства.

Мы имели возможность оценить его по достоинству, ибо видели парикмахера за работой. «Жертвой» его был голый, как все, щеголь лет тридцати. Он полулежал на шкуре лечве, положив голову на правое колено парикмахера. Заказанный франтовский шиньон был готов на одну треть — всего он был рассчитан на метр. В правой руке парикмахер держал толстую иглу, длиной около 20 сантиметров, напоминавшую иглы наших обойщиков. В нее была вдета толстая длинная нить из волокон коры. Нить смазывалась уже упоминавшейся смесью, придававшей прическе блеск. Благодаря этому казалось, что она состоит из одних волос. На самом деле пряди волос переплетались нитью, притом так плотно, что шиньон получался очень крепким, но не производил впечатления тяжелого. Парикмахер с такой силой переплетал волосы и нить, что при каждом его движении вздрагивала не только голова, но и все тело клиента.

Процедура эта должна быть очень болезненной для щеголя и чрезвычайно утомительной для парикмахера. Однако оба сохраняют терпение, даже если изготовление гигантского шиньона требует недель и месяцев. Такие длительные сроки объясняются, вероятно, тем, что изготовление шиньона причиняет сильную боль клиенту, да и раздобыть нужное количество вьющихся волос нелегко.

Страдалец видит в приобретении шиньона высшее достижение. Дальше этого его тщеславие не идет. Точно так же его представление о богатстве связано с волами и коровами. Для рядового машукулумбе самое большое счастье воплощается в шиньоне и стадах, для вождя — в шиньоне, стадах и человеческих черепах. А уже за этими благами следуют второстепенные: трубка, женщины, военные игры и охота. Потребление горячительных напитков, к которым так привержены другие банту, не играет у машукулумбе никакой роли.

Среди племен, живущих к северу от Замбези, наибольшей свободой пользуются женщины марутсе. За ними следуют женщины машукулумбе. Однажды мы видели трех по-настоящему красивых девушек машукулумбе, к которым безусловно относится поговорка: «Красота для женщины — высший дар богов». Эти три девушки оказались настоящими чертовками. Мужчины буквально бегали за ними, выполняя все их прихоти. Говорили, что они не хотят идти замуж. Значит, отцы не могли распорядиться ими по своему усмотрению, как это принято у матока.

Восемнадцатого июля мы выступили рано, чтобы воспользоваться утренней прохладой. 17 километров отделяли нас от водоема, который машукулумбе называли Мока-Руанге. Он находился уже во владениях другого правителя. На третьем километре мы пересекли реку Ки-Моньеко, а на четвертом и пятом — два ее притока (один назывался Ки-Букура). Моньеко течет в направлении на север и северо-восток, а затем впадает в Луэнге. Местность была ровной но до четырнадцатого километра ее покрывали заросли высокой травы, так что переход через долину оказался чрезвычайно трудным.