По Южной и Центральной Африке

— Нет, мы не хотим идти дальше. Уже в М’Безе люди грозились убить нас, так как сами хотели нести поклажу и заработать. Только страх перед могущественным царем матока удержал их от того, чтобы поступить с нами дурно. А если бы вы их наняли, они завели бы вас сегодня в высокую траву и там убили. Они и нам-то не показали правильный путь, а послали на другую тропу, по которой ты шел сначала. Но потом незнакомый машукулумбе, гонец нового племени, живущего на востоке, тайно указал нам дорогу в Кабораманду. Поэтому мы стали звать, чтобы ты перешел на эту тропу. Но теперь мы дальше не пойдем! Нас наверняка убьют, чтобы завладеть платой, которую ты нам должен.

— Спрячьте ткань в пустом сосуде, тогда машукулумбе ничего не увидят и подумают, что я расплатился с вами еще у вас на родине…

— Нет, мы не сделаем больше ни шагу вперед.

— Хорошо, тогда ступайте. Мы и сами найдем дорогу в Кабораманду.

Отказ носильщиков повлиял и на слуг. У меня создалось впечатление, что и они недалеки от того, чтобы уйти. Никогда еще я не видел, чтобы слуги, которые обычно мало общались с носильщиками и даже не ладили с ними, так много шептались с матока, как в эти дни.

Двадцатого июля я выступил из лагеря в сопровождении только своей жены и спутников-европейцев. На карту было поставлено все, но в матока настолько укоренилось почтение ко мне как к врачу, что я не сомневался: они не бросят поклажу. И я оказался прав.

Почти 14-километровый путь до Кабораманды пролегал в направлении на северо-северо-запад. Уже на втором километре мы достигли заросшего густым тростником водоема и прошли поля жителей селения Мотанде. Они были расположены на покрытой лесом латеритовой возвышенности, которая с севера заканчивалась котловиной, соединяющейся с долиной реки Моньеко. Эту котловину и примыкавшую к ней с севера равнину покрывал пальмовый лес, растянувшийся на 18 километров. Посреди леса, в необыкновенно живописном даже для сказочного замка месте, и лежит Кабораманда. Но и волшебно прекрасный ландшафт имеет свои теневые стороны. Во время паводка река превращается в озеро, из которого торчат только термитники с растущими на них пальмами. В лесу водится много дичи; в невысокой траве антилопы, зебры, гну и буйволы чувствуют себя в большей безопасности, чем в зарослях бородатой травы. Однако и здесь нередко устраивают засады львы. Они часами прячутся с подветренной стороны за термитниками или в пальмовых рощах, дожидаясь, пока пасущиеся животные не окажутся в непосредственной близости от ник.

Не успели мы покинуть Мотанде, его поля и своеобразные зернохранилища на 30 центнеров каждое, густо обмазанные чем-то вроде цемента и украшенные примитивными рисунками, как ко мне подбежал проводник-матока. Он принес «приятную» новость, что не знает, по какой тропе идти дальше. Жители селения отказываются показать дорогу в Кабораманду.

— Лжешь, парень. Дорогу ты знаешь и просто не хочешь найти ее. Я пойду один и разыщу ее.

— Хорошо, — ответил он, — но мы дальше не пойдем.

— Я ухожу, — сказал я оставшемуся позади старшине носильщиков, — следуйте за мной.

От селения веерообразно отходило несколько троп. Я выбрал ту, которая вела на север. Едва мы отошли метров на 700, нас догнал старшина.

— Теперь я вижу, что ты знаешь не все и что твое молемо плохо тебе служит. Ты пошел не по той дороге, — презрительно рассмеялся он мне в лицо.

Мне было очень неприятно, что он уличил меня в ошибке, но я тут же решил повернуть дело в свою пользу и резко возразил, что и он тоже не знает кратчайшего прямого пути.

— Не знаю? Отлично знаю, даже ходил по нему, — вырвалось у старшины. — Он проходит там, где ты видишь женщину.

Мы тут же повернули на запад и вскоре достигли тропы, шедшей в северо-восточном направлении. Старшина стоял на месте и глядел нам вслед. Он в сердцах воткнул копье в землю, поняв, что сказал слишком много.

— Ха-ха, мое молемо все-таки развязало тебе язык, и я узнал, как много ты сегодня врал, — крикнул я ему.

После этого старшина и подоспевшие слуги-африканцы последовали за нами. На восьмом километре все отдохнули на берегу одного из многочисленных водоемов, под сенью пальм. Примерно через час подошло десять носильщиков. Остальные пока не показывались, мы без них покинули место отдыха и вскоре достигли Кабораманды.

Появление первых десяти носильщиков меня успокоило. Теперь я был уверен, что скоро подойдут и остальные. Пальмовый лес, через который мы шли в этот день, поразил нас своей красотой. Он был не очень густым, деревья росли словно из одного корня группами от двух до пяти. Расстояние между отдельными купами порой достигало 10–50 метров. Опавшие листья и могучие черенки, вооруженные шипами, десятилетиями скапливались на земле, ибо пальмовое волокно гниет медленно. Деревья гнулись под тяжестью зрелых плодов. Многочисленные львиные следы показывали, что хищникам живется здесь вольготно. Тем больше поразила меня беспечность жителей Кабораманды; двое из них, как всегда, совершенно голые, пасли стадо, насчитывавшее больше двух тысяч голов (один пастух — спереди, другой — сзади).