По Южной и Центральной Африке

Мои спутники отнеслись к этой новости со всей серьезностью, но меня не так-то легко провести. Рассмеявшись в лицо бою, я сказал, что все это ложь: нас пытаются напугать, чтобы мы вернулись в Кабораманду, рассчитались там с матока и за любую цену наняли машукулумбе. Однако мы ни при каких условиях не вернемся, ибо в лагере у Кабораманды у наших врагов был бы слишком большой перевес.

Я велел всем укрыться за кустарником и в нескольких словах объяснил ситуацию своим спутникам:

— Прислушайтесь! Не кажется ли вам, что человек, от которого бой узнал «страшную» весть, приближается слишком медленно! Если бы он старался догнать нас, то с каждой минутой мы слышали бы его крики отчетливее, да и сам он давно уже был бы здесь.

Тут снова послышался голос вестника несчастья. Выглянув из-за куста, я наконец увидел человека, которого мы с нетерпением поджидали. Это действительно был старшина носильщиков. Бой узнал его по голосу. Он шествовал, не торопясь, задумчиво извлек понюшку табака из висевшей у него на шее табакерки, постоял, огляделся и отправился дальше. Пройдя примерно половину поляны и оказавшись шагах в пятидесяти от нас, он остановился и с бесстрастным выражением лица, откинувшись назад, снова издал крик ужаса. Не успел он умолкнуть, как я поспешно вышел из своего укрытия и очутился перед ним так внезапно, что слова застряли у него в глотке. Он словно окаменел, поняв, что хитрость его раскрыта, и ожидая расплаты. Теперь его раскусили и мои спутники, включая даже боя. Не удостоив его ни единым словом, мы повернулись и пошли прочь. Виновный тоже повернулся и пошел уверять своих товарищей, что мои молемо слишком сильные и перехитрить меня нельзя. Я все разгадал и надо следовать за мной. Не отошли мы и километра, как услышали за собой поступь носильщиков, сандалии которых громко стучали о твердую, ссохшуюся землю.

Те самые носильщики, которые накануне всячески пытались запугать нас, почувствовали страх перед машукулумбе, обступившими их в Кабораманде, и очень охотно покинули селение. Опасаясь, что их не отпустят, они оставили машукулумбе мясо антилопы эланд, висевшее на ограде. Придя ко мне, они принялись расписывать, как у них силой отобрали «мою пищу». Я-то хорошо знал, что машукулумбе очень любят дичь, но не желают утруждать себя охотой. Поэтому подарок, самовольно сделанный носильщиками, пришелся очень кстати. Пока машукулумбе — причем нередко это были господин и его раб — ссорились из-за мяса, наши носильщики исчезли за ближайшими кустами.

Двадцать первого июля мы прошли 27 километров и достигли Босанго-Касенги.

Не зная прямой тропы на Босанго, мы сделали крюк, от которого в этот жаркий зимний день нам солоно пришлось. Зато мы пересекли более живописную местность, чем лес, по которому проходила прямая тропа. Первые километры нашего пути, как я уже сказал, пролегали по пальмовому лесу. За ним следовали заросли субтропических растений. По расположению и распределению групп дервьев, часто окруженных кустами и обвитых лианами, заросли напоминали долину нижнего течения Чобе и производили чарующее впечатление.

Здесь нас догнали почти все наши носильщики, а также гонцы машукулумбе, посланные к соседнему вождю, вероятно, в связи с нашим прибытием. С четвертого по шестой километр заросли остались слева, справа же тянулась открытая равнина, покрытая высокой травой. Далеко на востоке ее окаймляла гряда лесистых латеритовых холмов, а в северо-восточном направлении она казалась бесконечной. В целом эта местность представляла собой непроходимые заросли бородатой травы, через которые протекала река Моньеко. В сухое время года на равнине оставалось много болот и небольших водоемов, когда же наступал паводок, она превращалась в огромное озеро. В такую пору единственными обитателями долины оказывались водяные козлы. Но зимой, то есть в то время, когда мы путешествовали, трава кишела дикими животными.

На седьмом километре мы достигли холмов, тянувшихся в направлении на восток-северо-восток. Здесь было так много широких троп, что сначала я полагал, что их протоптали большие стада коров и волов, принадлежащие машукулумбе. Однако тщательный осмотр следов и заверения африканцев убедили меня в том, что в этой местности множество буйволов. Разумеется, было бы не очень приятно нарваться в непроходимой чаще на стадо этих животных. К счастью, судьба избавила нас от подобной встречи.

Поднимаясь на невысокий латеритовый холм, мы убедились, что машукулумбе, которые уже в Кабораманде держались гораздо агрессивнее, чем в М’Безе, с каждым днем становятся смелее. Примерно за час до этого с нами поравнялось несколько машукулумбе. Это были гонцы, посланные Каборамандой с секретным заданием наблюдать за нами в походе и, так сказать, «изучать».

Вдруг меня — я шел впереди — обогнали двое машукулумбе и встали поперек тропы. Они потребовали, чтобы я дождался отставших носильщиков, потому что их могут ограбить и убить жители Кабораманды. Я, не теряя спокойствия, сказал: