— Покидая лагерь, я велел носильщикам следовать за мной, но они отказались. Если теперь с ними что-нибудь случится, пусть пеняют на себя.
Бой перевел мои слова. Как только он закончил, я сделал машукулумбе знак очистить тропу. Они, однако, не трогались с места, поэтому я отодвинул их в сторону и пошел своей дорогой. Пораженные, они некоторое время стояли как вкопанные, а когда двинулись за нами, то больше не бежали, как раньше, рядом, гримасничая и время от времени потрясая копьями. Порой на гряде песчаных холмов мы попадали в такие густые заросли, что я и в самом деле начинал беспокоиться за носильщиков, шедших далеко позади. Поэтому, выйдя на небольшую поляну, я объявил привал, и мы целый час дожидались отставших.
Когда все наконец собрались, мы отправились дальше. На двенадцатом километре мы достигли селения, от которого начиналась прямая тропа на северо-запад, то есть в нужном нам направлении. Сопровождавшие нас машукулумбе переговорили с несколькими жителями селения — они почти все работали в поле, — и те показали нам ложный путь — на север. На четырнадцатом километре мы достигли другого селения, окруженного высокой оградой из столбов, и прошли через него. Дальше тропа привела нас на опушку леса. Мы очутились на равнине, по которой протекала река Моньеко, называемая здесь Луэнге, но многочисленные лагуны мешали двигаться дальше. Среди высокой травы не было видно селений, не нашли мы и Босанго-Касенги, к которому так стремились.
Я был совершенно убежден, что мы находимся в долине Луэнге и что Босанго лежит дальше к западу. В этот день стояла сильная жара, а тени на нашем пути было меньше, чем обычно. К тому же, желая поскорее выступить из Кабораманды, мы утром лишь легко позавтракали и чувствовали себя такими усталыми и истощенными, как если бы прошли 25 километров, а не 15. Но жаловаться не приходилось — надо было идти дальше на запад.
Справа от нас тянулись заросли бородатой травы, которые вдалеке окаймляли тростник. Кое-где на берегах лагун попадались сырые участки, также заросшие травой. Там хлопотали сотни хохлатых цапель и паслись многочисленные стада антилоп лечве, среди которых иногда попадались и пуку. Слишком усталые, чтобы выстрелить хоть раз, мы молча шли дальше. Машукулумбе, шедшие впереди, подожгли траву, и вскоре мы достигли пожарища. К счастью, ветер отнес огонь к западу, так что он не мог причинить нам вреда. Жара в этот день была настолько сильной, что мы с трудом ступали по нагретому песку, жегшему ноги сквозь тонкие подошвы. Только на двадцать первом километре мы достигли долгожданной тропы, которая через небольшую возвышенность в долине вела на северо-запад к видневшейся на горизонте роще. Подойдя ближе, мы заметили в лучах заходящего солнца хижины, стоявшие в тени деревьев. Это и было селение Босанго-Касенга. Хотя последние 6 километров нашего пути вели через долину Луэнге, да и селение — по сути дела это были два селения — должно было лежать на берегу, мы все еще не видели никаких признаков самой реки.
Босанго-Касенга расположено на невысоком холме, который возвышается над рекой на 8—12 метров. Такие холмы всегда тянутся параллельно руслу, поблизости от воды на них растут огромные сикоморы и мимозы, дальше в глубь суши они покрыты густыми кустами. Возвышения эти образовались когда-то при наводнениях, а сейчас во время паводков превращаются в острова. На них-то местные жители и строят свои дома и селения.
Весь день, особенно на последнем участке пути, мы видели тысячи больших термитников, поросших густой травой. Между ними паслись стада зебр, полосатых гну, антилоп эланд и газелей кабонда. Кое-где мы замечали также ритбоков и орбеков.
Моральная победа, которую мы одержали над носильщиками и их союзниками-машукулумбе, немного ободрила моих слуг. Бой отважился даже отойти от тропы в поисках дичи. Он присоединился к нам вскоре после того, как мы пришли в Босанго, и сообщил, что застрелил самца антилопы эланд и зебру. В предвидении сочного жаркого носильщики-машукулумбе выразили полную готовность вернуться с боем назад и принести дичь.
Узнав, что «правитель» живет в западном Босанго, я послал к нему узнать, под какой из сикомор, стоявших между двумя селениями, мы можем разбить лагерь. Выбрать сами мы не могли: одни деревья посвящены мертвым, под другими машукулумбе устраивают сходы.
Тем временем ко мне явились трое машукулумбе. Они представились старейшинами и сообщили, что я не могу видеть Сиамбамбу, то есть местного вождя, поскольку все мы — шпионы Леваники. Леваника же захватил у него стада (в 1882 году), убил много мужчин и женщин. К тому же вождь болен и приказал мне подарить ему и трем старейшинам (то есть суровым господам, которые стояли передо мной) несколько одеял.
— Да, он их получит, — ответил я, — но сначала его должны приветствовать от моего имени мои спутники, которые лично вручат подарки.