По Южной и Центральной Африке

Горячие слезы жены, которые все чаще капали на мою руку, привели меня в чувство. Я попытался успокоить ее, а также моих белых спутников и самого себя. Впрочем, ничего особенно утешительного я сказать не мог, ибо положение было отчаянным! Казалось, что только чудо могло спасти нас. И все же мы были едины в стремлении: вперед на север!

В то время как мы молча стояли, полные скорби, и каждый ломал себе голову в поисках спасительной идеи, тишину ночи рядом с нами вдруг нарушил веселый смех. Все посмотрели в ту сторону, и тут мы обнаружили Мушемани — слугу-макалака, который прикорнул у огня. Итак, он единственный остался с нами. Он, которому мы все время не доверяли, оказался самым верным из всех.

Я похлопал его по плечу и попросил рассказать, что ему известно.

— Ха, ха, они уже давно собирались вас оставить. Бой, этот бой — это настоящая змея, хоть он и из одного племени со мной. Мапани, Сироко, Кабрньяк, Монахело, Катонга, Норума не хотели, чтобы машукулумбе убили миссис. Но остальные уговорили их бежать. Они уверяли, что машукулумбе убьют нас всех еще сегодня ночью. Матока подстрекали машукулумбе, говорили, что в ваших тюках много ценнейших импанде и других хороших вещей. Машукулумбе обещали матока быков, если они убедят нас бежать, и клялись сохранить нам жизнь.

Вряд ли стоит добавлять, что после такого лаконичного и четкого сообщения, я всю ночь глаз не сомкнул.

Мы погасили костры, и это заставило врагов, прятавшихся в темноте, отказаться от нападения. Незадолго до рассвета Мушемани заметил на равнине, к юго-востоку от нас, что-то темное. Мы напрягли зрение. Это нечто двигалось и подходило все ближе. Наконец мы разглядели, что это были люди, идущие гуськом. Примерно в трехстах шагах от нас они остановились и вдруг повернули налево, в сторону Касенги. Вероятно, они предполагали, что лагерь объят крепким сном, заметив же, что мы бодрствуем, предпочли уйти. Мы успели насчитать шестнадцать человек.

Рано утром явился великан. Через плечо у него была перекинута полосатая бычья шкура. В остальном он был, как всегда, наг. С деланным сочувствием выслушав рассказ о бегстве слуг, он вскочил и показал далеко на юг, где, как подтвердил зоркий глаз Мушемани, вдоль опушки леса двигалась толпа людей. Их уход готовил нам горькую участь, но если мы хотели когда-либо уйти из Касен; и. нам нельзя было обнаружить и следа грусти или подавленности.

Дело в том, что побег слуг, по мнению машукулумбе, полностью отдал нас в их руки. А мы между тем смеялись и шутили, как если бы ничего не произошло. Чтобы окончательно ввести их в заблуждение, я решил отправиться с Леебом на охоту за 6 километров от лагеря. Прежде чем уйти, я созвал своих, дал каждому по ружью и стал жестами разъяснять, как поступить в том или ином случае. Машукулумбе это пришлось явно не по вкусу, и многие даже ретировались.

Не прошли мы и полукилометра, как на пути стало попадаться много дичи. Лееб ранил жеребца-зебру, которого я быстро прикончил. «Выстрелы произвели хорошее впечатление, — рассказала потом моя жена. — Услышав их, великан поспешил удалиться со своими подданными». Когда в дальнейшем мы еще несколько раз стреляли по дичи прямо из лагеря, африканцы просили нас больше этого не делать — так они боялись стрельбы!

Мы постарались извлечь максимум пользы из дружелюбного отношения великана. Вскоре он привел пастушонка, который выгонял в поле наших животных. Всякий раз, как великан приходил к нам, мы снова и снова одаривали его, чтобы перетянуть на свою сторону, причем в роли постоянного переводчика выступал Мушемани. Кончилось тем, что великан стал слушаться даже моей жены. Жаль только, что у машукулумбе вожди пользуются меньшим влиянием, чем где-либо в Южной Африке. При покупке продовольствия, дров и питьевой воды мы благодаря ему платили самую дешевую цену. Моя жена объяснялась с ним на языке сесуто, и он охотно переводил на родной язык нужные нам слова. Важнейшие она тут же записывала. Через несколько дней мы смогли уже разговаривать с машукулумбе и в отсутствие Мушемани.

Оставаясь наедине с великаном, я всякий раз касался столь важного для нас вопроса о носильщиках. После долгих проволочек он наконец сообщил, что решили его товарищи. Их условия оказались еще более невыгодными, чем мы предполагали. Они запросили за переноску поклажи в три раза больше, чем матока, хотя и это уже было немало. Я ожидал, что по мере продвижения на север, то есть в сторону областей, где уже побывали арабские торговцы с восточного побережья, условия оплаты носильщиков будут становиться все более выгодными для нас, на деле же происходило обратное…

Наконец великан в сопровождении еще четырех африканцев согласился отправиться с нами. Уходя, он кричал своим товарищам, чтобы и они шли за ним. Те, к кому он обращался (но далеко не все), нехотя к нам присоединялись.

Примерно в 2 километрах от Босанго мы достигли мутного потока. Река имела здесь 120–150 метров в ширину и 4–6 в глубину.