По Южной и Центральной Африке

Услышав речь Мо-Панзы, слуги решили вернуться, но трусливый бой убедил одиннадцать человек остаться с ним у Мо-Панзы. Те же восемь, которые очутились теперь перед нами, собрали свои пожитки и отправились на север искать нас. Мо-Панза снабдил их продовольствием. Они разыскали более короткий путь, чем тот, которым мы следовали, и 31 июля нагнали экспедицию.

— Мы спешили добраться до вас, — закончил свой рассказ Мапани, — потому что на равнине между нашим селением и Луэнге нам часто бросались в глаза яркие пятна. Приблизившись, мы увидели машукулумбе, носивших ваш ситец или ваши одежды. Сердца наши наполнились ужасом, ибо мы не могли поверить, что все это вы подарили. Мы решили, что вас уже убили и ограбили.

Порядка ради я отвернулся от слуг, которые присели отдохнуть после трудного пути. Надо было принять самый суровый вид, хотя внутренне я радовался их возвращению. Когда они обратились ко мне, я отошел в сторону и поручил жене выслушать их. Только якобы уступая просьбам Розы и моих спутников, я простил беглецов.

Я стал было упрекать слуг за трусость, но они закричали наперебой:

— Мы бы тебя не оставили, если б не бой, который уже несколько недель шепотом уговаривал нас не идти дальше. Во всем виноват бой! Он отвечает за все!

Их раскаяние было искренним. Как мы узнали из их рассказа, машукулумбе всячески мешали им добраться до нас. Только за право прохода по территории машукулумбе им пришлось отдать свои одеяла, ситец, стеклянные бусы, почти все копья. Их уверяли, что мы уже мертвы. Другие говорили, что нас только двое остались в живых. Третьи сообщали, что у нас все отняли и мы бродим безоружные и нагие.

Однако они не дали сбить себя с толку и шли все вперед. Я поручил жене раздать им, как бы без моего ведома, по нескольку метров ситца, чтобы они смогли купить себе копья у жителей Галулонги. Это и было сделано в тот же день.

Второе августа 1886 года

…Мы воспользовались благоприятным моментом и поспешили перебраться через болото, насколько вообще возможно спешить, когда бредешь по грудь в воде и грязи.

Внезапно я заметил, что моя жена словно приросла к месту и тщетно пытается сдвинуться. Я бросился к ней, но меня опередил Фекете. Он сорвал с Розы метеорологические приборы, которые она пыталась спасти, и помог ей выбраться из трясины. Едва мы переправились через топкое болото — наиболее опасное для нас место — и вышли на южную окраину тростниковых зарослей, как заметили несколько машукулумбе. Приблизившись к нам, они спрятались и стали кричать африканцам, которые шли во главе экспедиции, чтобы те убили нас.

Слуги с возмущением ответили, грозя кулаками: «Да, так вы нас подговариваете. Но если мы убьем белых защитников, затем вы убьете нас. Никогда не убьем их, черти вы, проклятые!»

Примечательно (я никак не ожидал этого от детей природы), что их особенно озлобило убийство Освальда[74]

. Он всегда хорошо обращался со слугами, не жалея для них лакомых кусков, пока был поваром, и заслужил, как и моя жена, всеобщую любовь. Если бы на обратном пути нашим слугам попался один из убийц Освальда, они проткнули бы его копьями, и даже я не смог бы этому помешать.

Из тростника мы без дальнейших злоключений вышли в заросшую травой долину, усеянную термитниками. Она тянулась километра на два. Здесь мы оставили тропу, ведшую к селению Ньямбо, и взяли направление на юго-юго-запад, чтобы достигнуть открытого, как мне казалось, места, на котором виднелись две группы деревьев.

Против ожидания, все шло отлично, если не считать боли в израненных ногах, которая становилась невыносимой. До этого внутреннее возбуждение притупляло физические страдания, но теперь ссадины и глубокие царапины властно требовали внимания к себе. Один за другим мы садились на землю, чтобы извлечь колючки или прочистить и охладить ранки сырой травой. Однако, если мы хотели еще сегодня вернуться к Луэнге и достичь переправы, нужно было торопиться. Я был вынужден все время просить своих спутников подавлять боль и быстрее двигаться вперед вслед за мной и Розой. Она, хотя и ступала с трудом, держалась мужественно и шла не отставая. Сначала африканцы несли копья и два платка, в которые были завернуты четырнадцать моих дневников и четыре спасенных термометра. Боль в ногах, усталость и голод так повлияли на матока, что они отказались тащить дневники и три раза складывали их на землю. Пришлось нам с Леебом и Фекете самим попеременно нести их.

После усеянной термитниками долины уровень местности несколько понизился, и перед нами раскинулась бесконечная черная равнина. Мы еще издали разглядели, что это пожарище, но вскоре узнали и другое: вместо высокой травы нас ожидали покрытые золой обгорелые стебли высотой 10–20 сантиметров. Для нас, босых, они представляли собой страшное, может быть, непреодолимое препятствие.