Сначала не все получалось. И шкуру с животных не так снимал, и каркас не так мастерил, и поза у чучел получалась неестественной. Стоят, как истуканы, и нет в них ни жизни, ни природной красоты. Тогда шёл за помощью к заместителю директора заповедника по научной части Владимиру Порфирьевичу Теплову, у которого хранилась великолепная коллекция открыток животных и птиц. Подолгу рассматривал их, советовался или брал бинокль и забирался в глухую лесную чащу, где часами лежал в кустах, наблюдая за повадками своих будущих экспонатов.
— Самое главное — хотеть сделать то, что ты задумал, и не отступать при первой неудаче. Иначе грош тебе цена. — Это его слова.
Потом научился так мастерить чучела, что к нему, стали приезжать на выучку молодые препараторы из других заповедников. Но и тогда не пропал вкус и интерес к работе.
— Хочется, чтобы каждое чучело было, как живое, и чтобы каждое новое было лучше прежнего. Иначе неинтересно работать! — Это тоже его слова.
Владимир Александрович приоткрыл окно и посмотрел вверх. Там, в густо–синем небе прочерчивал свои невидимые круги коршун.
— Вот так увидишь птицу, стоишь, запрокинув голову, и любуешься её красотой. А хочется, чтобы и другие на неё тоже посмотрели, тоже полюбовались.
Сейчас Владимир Александрович всеми признанный мастер своего дела. Его экспонаты выставляются в музеях и на международных выставках.
Крупные учёные–биологи считают его своим. Дарят научные труды с надписями: «Уважаемому коллеге». Художники–анималисты удивляются его пейзажам, а охотники–меткому глазу и знанию повадок зверей.
Вот такой он и есть на самом деле: охотник, натуралист, художник, потому что больше всего на свете любит природу, животных, своих чучел и свой музей.
Земля, по которой мы ходим
Что такое родина? Наверное, это дом, в котором живёшь, труд, который приносит людям пользу, земля, по которой ходишь. Но вот уезжаешь из своего родного дома, забираешься в самые глухие и отдалённые места, где нет ни твоей работы, ни людей, с которыми привык жить, — одни леса, озера да поля с копнами скошенного сена, и тебе не кажется, что все это чужое, не имеющее к тебе никакого отношения. Бесконечно дороги и бескрайние поля желтеющей ржи, и белоствольные берёзки на берегу речки, и даже деревянная церковка, чудом уцелевшая на вершине холма. Потому что все это и есть твоя родина, и нет для тебя ничего дороже, чем ходить по её земле и дышать её воздухом.
Но любить свою землю — это не значит только восхищаться её красотой, любоваться её природой и её памятниками. Любить — значит беречь, значит по–хозяйски относиться к тому, что дарит нам природа и что оставили нам, как память о себе, предшествующие поколения.
С каждым годом растёт поток туристов, приезжающих в Мещеру, все больше лодок бороздят её озера и реки. И это хорошо. Но появляются иногда на туристских тропах и «дикари» в модных куртках и пёстрых ковбойках, которых никак не назовёшь настоящими туристами.
Однажды — это было на Клепиковских озёрах — и мы познакомились с «деятельностью» таких «туристов». Мы сидели на берегу у рыбацкого костра и смотрели, как медленно угасает день. С озера порывами дул тёплый ветерок. Он внезапно налетал на костёр и взметал в воздух яркие языки пламени. На поляне становилось светло.
— А ведь раньше здесь была роща, — задумчиво сказал старик рыбак и как–то странно посмотрел на нас.
— И куда же она делась? — удивились мы.
— Куда? А разве не видите?
Только теперь мы заметили пни от сосен, распиленные бревна, кругляки, служившие, очевидно, стульями, кучи лапника от молоденьких ёлочек и в беспорядке разбросанные колья и мусор. И нам стало стыдно. Стыдно за этих горе–туристов, которым наплевать на землю, по которой они ходят, которые равнодушны к её красоте.
К сожалению, это далеко не единственный случай. Лесные поляны, вытоптанные туристами, опалённые кострищами берега, порубленные деревья, осколки бутылок под воспетыми Есениным кудрявыми берёзками — пока ещё не редкость на берегах мещерских рек и озёр. Это звучит парадоксально, но те люди, которые, казалось бы, должны особенно бережно и любовно относиться к природе, иногда сами же портят её, не думая ни о её красоте, ни о том, что эта красота принадлежит не только им одним, но и всем другим людям, которые пойдут по этим местам после них.