По Мещёрскому краю

Тихонько, точно полевая мышь, пискнула дверь, и в щёлку осторожно просунулись две взлохмаченные детские головы. Ребята несмело переступают порог и тут же испуганно пятятся назад. Слышу, как один шепчет другому: «А он не укусит?» — «Да нет, ведь это чучело», — отвечает другой, но тоже делает шаг к двери. Из тёмного угла вслед им зловеще поблёскивают два огромных волчьих глаза.

Наверное, в этом–то и состоит основное достоинство музея. Переступаешь его порог и сразу же попадаешь в сказочный мир зверей и птиц. Они смотрят внимательно и выжидающе, как будто готовые при первой же опасности дать стрекача и скрыться в лесной чаще. Поэтому и стараешься ходить по залам на цыпочках, чтобы ненароком не вспугнуть токующую на поляне тетёрку или глухаря, поющего на вечерней зорьке свою свадебную песню.

У лесного зверья есть свои законы и свои повадки. Трусливо прижал уши заяц–беляк: слишком уж он поспешил сменить свою серую летнюю шкурку на зимнюю — белую и теперь кажется довольно беззащитным на этой лесной, ещё не покрытой снегом поляне. По–хозяйски ступает по лесу бурый медведь. Прислушайтесь, и вы услышите, как трещат сучья под его тяжёлыми лапами и с глухим стуком падают с сосен шишки прямо на муравейник, привалившийся к дереву. У маленького озерка пугливо застыл бобёр, погрузив в воду свой широкий, как руль, хвост. Беспечно прыгают с ветки на ветку красавцы горностаи. А где–то там, в глубоком речном омуте, плывёт здоровенная метровая щука и сом лениво шевелит своими усами.

В этих небольших залах собраны все или почти все виды животных и большинство видов птиц, населяющих Мещерскую низменность. А ведь их немало. Одних только птиц в заповеднике насчитывается более двухсот видов, а зверей — около сорока. Но поражает даже не обилие экспонатов, а их великолепное, можно даже сказать, поэтичное оформление. Это потаённые уголки живой среднерусской природы, каким–то чудом перенесённые прямо из леса или поля в музейные залы.

Наверное, поэтому с каждым годом все больше друзей становится у музея. Сюда приходят колхозники и студенты, туристы и детвора из соседних сел, научные работники и охотоведы. Приезжают из разных мест и городов: Москвы и Рязани, Горького и Минска, Таллина и Ленинграда, Севастополя и Саратова, Архангельска и Мурманска… И оставляют в книге отзывов восторженные записи: «Это прекрасно! Какая красота! Какой труд! Фантазия!», «Ничего подобного видеть не приходилось!», «Очень тронула встреча с человеком, так преданным своему делу», «Хорошо, что живут среди нас такие замечательные энтузиасты!»

Это все о нем — о бессменном заведующем музеем, о его создателе и организаторе, о его золотых руках, сотворивших все эти чудеса, — о Владимире Александровиче Корсакове.

Разные бывают на свете люди. Одни тихо отсиживают на работе положенные часы, словно отбывая скучную и неприятную повинность. Другие так увлекаются своим делом, что забывают про все на свете — и про сон, и про еду, и про время. О таких говорят: «фанатик», «одержимый» или просто: «чудак». Вот к такому славному племени увлечённых и одержимых и принадлежит Владимир Александрович.

Мы очень любим вспоминать о наших народных умельцах, которые творили чудеса, делая удивительные по красоте и изяществу вещи. И, конечно, не преминем воспользоваться случаем, чтобы напомнить о знаменитом лесковском Левше, который блоху подковал. Но почему–то все это нам представляется в прошлом — и ремесла, и умельцы, и талантливые самородки. Но во перед нами сидит, так сказать, живой умелец, которого иначе как самородком и не назовёшь, настолько npирода щедро наградила его самыми разнообразными талантами: он и отличный охотник, и тонкий биолог, и великолепный знаток природы, и вдумчивый художник… Не так уж все это мало для человека, успевшего окончить в своём родном селе всего лишь четыре класса начальной школы!

Он ведёт нас по музею, как по лесу, и необыкновенно просто, увлекательно, как о своих старых знакомый рассказывает об этих удивительно живых и всамделишных животных, которых и экспонатами как–то неловко называть. У каждого из них своя, особая история.

Вон там в углу комнаты среди берёз и осин застыл огромный волк — вожак стаи. Со всех сторон он уж обложен разноцветными флажками. Хищный оскал пасти, злые огоньки глаз, готовая к прыжку фигура — о уже загнан в ловушку, но ещё надеется из неё выбраться, как выбирался много раз до этого.

С этим серым охотникам пришлось немало повозиться: матёрый был волк, осторожный. Возле своего логова никогда не разбойничал. Если уж и нападал, то только на отдалённую деревню, вдали от своего жилья. Но зато и хлопот колхозникам причинял немало. За одну ночь вместе со своей стаей задирал по тридцать — сорок телят. Вообще в то время — дело было в 1954 году — волков в заповеднике развелось немало. А тут ещё пятнистых оленей завезли. Boт тогда и решено было истребить всех волков. Этот был последним.