Но медлить было нельзя. Вот-вот взорвутся бензобаки, и тогда... Придерживая коленями штурвал, Владимир еще раз с силой дернул за рукоятку. Защелка подалась, и фонарь отошел, но не полностью. А огонь подбирался все ближе и ближе. Загорелись унты, хлопчатобумажный комбинезон. Пламя уже обжигало руки, лицо. Иконников с трудом стал различать в кабине приборы. Смерть была рядом. Но Владимир еще жил, хотел жить во что бы то ни стало! Охваченный огнем, летчик с трудом просунул в отверстие голову, стал жадно хватать ртом свежий воздух. Напрягая последние силы, пытаясь сбить пламя, он резко накренил самолет влево. И в эти секунды отчаяния и обреченности раздался сильный взрыв. Разваливаясь на куски, машина стремительно пошла к земле. Владимира выбросило из кабины. Открыв глаза, летчик увидел быстро надвигающуюся на него землю. Он нащупал кольцо и с силой выдернул его. Над головой раздался знакомый хлопок — парашют раскрылся. Через минуту Иконников лежал на траве...
Вокруг стояла зловещая тишина. Вскочив с земли, Иконников быстро освободился от парашютных лямок. Потом он стащил с себя тлевшие унты и комбинезон и стал торопливо их тушить. Комбинезон почти весь сгорел, и Владимир бросил его. С трудом натянул унты, встал и огляделся по сторонам. Он находился на небольшой лесной поляне. Каждое движение отдавалось острой болью в левой руке и ноге. Из ран текла кровь. Изорвав майку, Владимир, как мог, перевязал раны и, хромая, торопливо пошел к лесу. Ему повезло: вскоре он вышел к хутору, где стояло несколько домиков. Зашел в крайний, что поближе к лесу, и попросил помощи. Пожилая женщина-полька и ее сын-подросток быстро уложили на лавку раненого летчика и осторожно извлекли из ноги пулю, промыли рану, перевязали. Осколок, застрявший в локте, вынуть не удалось.
Два с половиной месяца под покровом ночи лесными и болотистыми тропами пробирался Владимир к своим. Ни голод, ни холод не сломили воли пилота. Постепенно заживала рана на ноге: через месяц он уже шел не опираясь на палку. Зато рука не давала покоя. Каких только трав не прикладывал Владимир к воспалившейся ране, что только не предпринимал, чтобы унять нестерпимую боль! Пренебрегая опасностью встречи с врагом, он стал чаще заходить в лесные деревушки, пытаясь найти лекаря. Но и в этом летчика преследовала неудача. Шло время, рука стала чернеть, а помощи ждать было не от кого.
В начале сентября ночью, пробираясь по лесной чащобе, Иконников, вконец измученный, набрел на своих бойцов, те отвели его в часть, а оттуда он был направлен в госпиталь. Врачи осмотрели руку и сделали заключение:
— Немедленно ампутировать!
— Нет! — резко ответил Владимир и добавил: — Лечите, я хочу воевать!
Молодой организм победил недуг. В конце октября Иконников вернулся в родной полк. Забегая вперед, скажу: Владимир Дмитриевич до конца войны не покидал кабины боевого самолета. Он сполна отомстил фашистам за смерть своих друзей по экипажу, за гибель однополчан. Героизм и мужество отважного летчика были отмечены вывшей наградой Родины — в сорок третьем году В. Д. Иконникову было присвоено звание Героя Советского Союза.
...Наша шестерка, ведомая капитаном А. Д. Третьяковым, продолжала выполнять задание. В заданное время мы вышли к развилке шоссе и на дороге Вильно — Каунас обнаружили группу танков и самоходок. Они притаились у обочины, маскируясь в мелком кустарнике. Штурман капитан М. Е. Беляев, развернув головное звено, обрушил бомбы на цель. Его хорошо поддержали штурманы ведомых самолетов К. В. Самойленко и А. А. Контур, уложив бомбы в скопление танков. Сразу загорелось несколько бронированных машин.
Вслед за командирским пошло в атаку и наше звено. Несмотря на плотный зенитный огонь, Щербина точно выдержал боевой курс. Чуть в стороне от горевшей вражеской техники штурман Неводничий увидел новую замаскированную группу танков. Прильнув к прицелу, он тщательно учел все поправки, терпеливо выждал, пока цель подползла к перекрестию, и нажал на боевую кнопку. Звено бомбардировщиков разгрузилось почти одновременно. Бомбы устремились к земле. В самой гуще вражеской техники поднялись огненные султаны. От прямого попадания взорвались два танка.
Третьяков уже начал разворот вправо. В это время над эскадрильей появилась восьмерка истребителей противника. Комэск подал сигнал:
— Держаться плотнее!
Но ведомые замешкались и чуть-чуть опоздали с разворотом. Этой оплошностью тотчас воспользовались «мессеры». Двумя парами они ринулись на самолет лейтенанта Виктора Власова. Однако зарвавшиеся фашисты попали под дружный, губительный огонь стрелков-радистов. Вот уже отвалил от строя и, оставляя за собой черный хвост дыма, пошел к земле один стервятник. За ним, объятый пламенем, последовал второй.
Вскоре нас атаковала новая группа «мессеров». Парами с различных высот и направлений врезались они в наш строй, пытаясь расколоть его. Рев моторов, стрекот пулеметов спились в неистовый гул.
— На нас пикируют две пары «мессеров», — предупредил стрелок-радист Ширченко.