По серебряному следу. Дворец из стекла

Лиса не могла понять, что ее выдало. Иногда на ее человеческой одежде оставался запах лисицы. У людей не настолько развито обоняние, чтобы это учуять, но карликам приписывали почти такой же острый нюх, как у собак.

– Нет, мы не договаривались, – сказала она, наклоняясь к карлику. – Мы ищем одну похищенную скрипку – подарок стрёмкарлена – и надеялись, что лучший мастер музыкальных инструментов во всей Свериге, вероятно, что-то слышал о том, где она может быть.

Карлик собрался было что-то ответить, но из недр дома донесся громкий голос. Он напоминал скрип старого дуба, по которому прошелся ветер.

– Айкинскьялди, впусти их уже! Не все можно обсуждать посреди улицы! Сколько раз мне вдалбливать это в твою упрямую карлицкую башку?!

Карлик что-то недовольно пробурчал, но окошечко закрылось, а дверь распахнулась.

Айкинскьялди доходил Лисе до пояса. Борода у этого степенного карлика была такой длинной, что он обмотал ее вокруг бедер и завязал узлом поверх ремесленного фартука. Карлик провел их к двери, откуда доносились звуки кларнета и запахи дерева, клея, металла и трубочного дыма. За дверью в просторной мастерской сидел самый большой тролль из всех, когда-либо встречавшихся Лисе. Он восседал на табурете, предназначенном, казалось, для обычных людей, и, нахмурившись, слушал игру юноши, родом, судя по одежде, из очень богатой семьи. Один угол мастерской полностью занимала большая кафельная печь, прогоняющая зимний холод, который проникал в дом через фрамуги высоких окон. Остальное пространство было заставлено верстаками, где несколько инструментов ожидали, когда к ним прикоснутся опытные руки маэстро Асбьорнсена.

Его мастерская Лисе понравилась. Каждый закуток, казалось, был пропитан музыкой, и Лиска не удивилась бы, если бы по знаку тролля все висящие, стоящие и лежащие тут музыкальные инструменты вдруг разом заиграли.

– Оставь кларнет здесь! – скрипучим голосом велел он юноше. – Ты плохо с ним обращался. Любому инструменту требуются такие же забота и внимание, как твоим собакам и лошадям! А теперь пошел вон!

Юноша открыл рот, чтобы возразить, но передумал и молча покинул мастерскую.

– Знаю-знаю, – проворчал тролль, когда карлик неодобрительно кашлянул. – Это кронпринц. Но, клянусь всеми воронами Одина, какая мне разница?! Ты только взгляни на кларнет! Этот один из лучших когда-либо созданных кларнетов старше его, а что он с ним творит?! Фыркает в него, как лошадь в упряжь. Небось ни разу его не чистил! Удивительно, как из мундштука еще мох не растет!

Передав кларнет двум ниссе, которые поспешно принялись чистить его крошечными щетками, он повернулся к Лиске и Джекобу.

Харвард Асбьорнсен возвышался над ними обоими даже сидя. Ясный зимний свет, падавший через окна в мастерскую, любого ночного тролля тут же превратил бы в камень, но серо-зеленая, похожая на древесную кору кожа Асбьорнсена говорила о том, что он тролль дневной. Его седые патлы были заплетены в косу, а бесчисленные складки вокруг зеленых кошачьих глаз позволяли предположить, что ему лет как минимум двести. Табурет под его мощным телом смотрелся как предмет гарнитура для кукольного домика, но, когда он стал осматривать лежащую на верстаке у него за спиной еще не до конца отреставрированную лютню, громадные его руки держали инструмент так бережно, что в каждом движении чувствовалось мастерство. Ходили слухи, мол, дневные тролли могут говорить чуть ли не с каждым деревом и часто убеждают их расти так, чтобы качество древесины подходило для искусной резьбы. Они умели вырезать из дерева кукол, которые двигаются как живые, лошадки-качалки, которые едят из рук своих владельцев, и музыкальные инструменты, с которыми редко могут сравниться даже лучшие из созданных людьми.

– Значит, ищете скрипку стрёмкарлена, так-так… – пробормотал Харвард Асбьорнсен, поглаживая недавно отполированную лютню. – И украли ее здесь, в Стокхольме? И когда, говорите, это случилось?

– Двадцать лет назад, – ответил Джекоб.

Ниссе, забыв про кларнет кронпринца, прислушивались к разговору. Каждый в Свериге, будь то человек или ниссе, знает, кто такие стрёмкарлены и что эти водяные играют на скрипке с неимоверным мастерством (главным образом под водопадами), и молодые музыканты часто отправляются искать их, надеясь поучиться у них и стать такими же мастерами. По слухам, платили стрёмкарленам, кидая в реку кусок сочной говядины. Но в выборе учеников они были очень привередливы, а чтобы кто-то из них влюбился в обычную женщину и подарил ей скрипку  – такое случалось и того реже.

Поднявшись с табурета, Харвард Асбьорнсен вернул лютню на верстак.

– Эта скрипка может быть только в одном месте, – сказал он.

Послышался вздох карлика.

Маэстро раздраженно повернулся в его сторону:

– Что?! Сколько еще инструментов должно кануть в этом доме, Айкинскьялди?! Мне самому давно нужно было пойти туда, чтобы положить этому конец, но я старый тролль и уже не так предприимчив, как в юности!

Айкинскьялди был этому явно рад.