По серебряному следу. Дворец из стекла

Оно было таким прекрасным, что Селеста едва решилась до него дотронуться: из меха, огненно-рыжего, как у самой лисицы, и мягче всего, чего ей доводилось касаться. Красная луна пропитала его своим сиянием, а белая – вышила серебром.

Это платье было для нее.

Она поняла это, как только его увидела.

– Спасибо! – прошептала Селеста.

Стоило ей взять платье в руки – и ничего она уже так не боялась, как его лишиться.

Усевшись на пороге, Селеста разложила его на голых коленях. Гладила, зарываясь пальцами в мягкий мех, и улыбалась. Она ощущала, что улыбка совершенно изменила ее лицо – придала ему выражение абсолютного счастья.

Она дарила улыбку деревьям, полям и лугам, ночному небу над головой, надеясь, что лисица это увидит.

В доме поднялся с постели отчим и, спотыкаясь, бродил в поисках вина. Селеста, прижав платье к груди, боялась шелохнуться, но он, рыгнув, наконец вернулся в постель, и вновь Селесту окружала только тишина ночи.

«Надень его! – шепнуло ей сердце. – Надень его, Селеста!»

Но где? Она слышала, как за ее спиной храпит отчим и как один из братьев стонет во сне.

Лишь в одном месте она чувствовала себя в безопасности. Там она и встретила лисицу в окружении троих лисят, таких же огненно-рыжих, как и мать. Братья боялись заброшенного дома и духов в нем. Они не осмеливались зайти дальше сада. Бросали камни в разбитые окна, но никогда не приближались к могиле. Это облегчило Селесте защиту лисят: она воспользовалась тем, что братья боятся духов мертвецов. Сама она их отродясь не боялась. Она любила их. В конце концов, одним из них был ее отец.

Она перелезла через развалины стены, окружающей дом, в котором когда-то жили ее отец с матерью. Трава вокруг его могилы подернулась инеем. Только под кустом диких роз, где прятались лисица с детенышами, по-прежнему лежал темно-коричневый слой пожухлых листьев. Она надеялась поблагодарить лисицу, но ее и лисят там не оказалось.

Надень его, Селеста!

Платье приятно грело ее покрытую мурашками кожу.

А как оно облегало ее худенькое тело! Будто платье именно для нее и сшили.

– Спасибо! – прошептала она, хотя лисицы рядом не было.

Спасибо! Руки любовно оглаживали шелковистый мех, наполняющий ее душу теплом, которого она не ощущала никогда в жизни – даже в объятиях матери.

Но платье давало не только тепло.

Еще и силу.

И мудрость.

И какую-то неукротимость, отчего она чувствовала себя необыкновенно свободной.

Необыкновенно старой.

Необыкновенно юной.

И вдруг тело ее сделалось легким и быстрым. Мех был уже не платьем, он заменил ей кожу. Глаза жадно впитывали свет звезд, и ночь стала светлой, как день. В воздухе явственно запахло зайцами и птицами. Ей хотелось кататься по траве и спать, прильнув к лону земли.

О, какое блаженство!

Ей хотелось забыть свою человеческую кожу, хотелось сбросить ее, как изношенное платье. А вместе с ней и страх, и гнев, и одиночество, даже собственное имя.

Нет больше никакой Селесты.

Лиса.

Она – Лиса.

Она – свободна.

Скрипка стрёмкарлена

Визит на улицу Скомаркаргатан

На поиски утраченных волшебных вещей за зеркалами Джекоб Бесшабашный чаще всего отправлялся по заданию королей и прочих правителей. Среди его клиентов значились не только аустрийская императрица, но и Уилфред Альбионский, за пышные усы получивший прозвище Морж, и Горбун, как еще называли Шарля Лотарингского, хотя горбатую спину ему давно выпрямила одна ведьма-деткоежка.

Однако задание, настигшее Джекоба в очередной холодный ноябрьский день в виде письма из Лунда, городка на юге Свериги, исходило не от коронованной особы. Катрина Кристель, вдова торговца лесом, просила его отыскать редкую скрипку, украденную у ее семьи двадцать лет назад в Стокхольме. Бабке госпожи Кристель в юности эту скрипку якобы подарил один стрёмкарлен, водяной, знаменитый своей красотой и – в первую очередь – игрой на скрипке. Скрипкам стрёмкарленов приписывали мощную колдовскую силу, и письмо госпожи Кристель подтверждало, что этот музыкальный инструмент много десятилетий подряд приносил ее семье счастье и достаток. А с тех пор, как его украли, Кристелей преследовало одно несчастье за другим.

Обручальное кольцо, которое госпожа Кристель приложила к письму в качестве оплаты, Джекоб вернул, но в Стокхольм все же отправился: слишком уж заманчивым показалось задание. Как и все охотники за сокровищами, Джекоб слышал немало историй о скрипках стрёмкарленов (в соседней Норге играющих на скрипке водяных называли фоссегримами), и ему давно хотелось выяснить, правда ли их игра приносит слушателям удачу. Кроме того, у госпожи Кристель была веская причина искать скрипку: совсем недавно в семье случилось новое несчастье – заболела ее младшая дочь Аманда. Врачи оказались бессильны, и оставалась последняя надежда – на скрипку.

* * *