По Северо-Западу России. Том I. По северу России

Вся обстановка храма, благодаря уединенному положению монастыря, в течение долгого времени не изменилась и от неё веет далеким прошедшим. Древняя люстра с двуглавым орлом красуется, низко нависая под главным куполом; имеется портрет патриарха Никона 1665 года, его шапка, описание жизни, суда над ним и ответы Никона. Имеется небольшой архив с грамотами и письмами былых властителей и властительниц Земли Русской; очень недурны некоторые из вкладов, например кубок аугсбургской работы, подарок боярина Матюшкина, с характерной припиской к надписи: «А кто украдет, да будет проклят».

Вероятно, не моложе главного храма небольшая деревянная церковь во имя Всех Святых, стоящая на братском кладбище; немногочисленные кресты окружают ее, и трудно представить себе, как устраиваются могилы в мире отошедших братьев в этих скалах вековечного гранита. Темень хвои стелется над ними; сумрачно смотрит лесная чаща, но скромные крестики, кое-где покосившиеся, гласят о каком-то невозмутимом спокойствии, о какой-то святой уверенности в том, что есть будущее и что могила — не последнее слово. Скалы холодят впечатление. Подобно тому, как возрастают на скалах старинные сосны, на этих гранитных обнажениях появляются и новые могилы. Вид на монастырь с моря очень недурен; зеленые, луковичные купола его резко выделяются на белых стенах и царят над вечной зеленью сосен; вечернее освещение ударяло со стороны, и картинка просилась в рамку.

В девятом часу вечера путники вернулись уже на крейсер и поднялись на него по трапу в последний раз, так как предстоял только один небольшой переход морем, до Сумского посада, а затем предвиделось прощание с «Забиякой». Снявшись с якоря, крейсер, 29-го, утром, в Петров день, в 8 ¹/₂ часов, бросил якорь в тринадцати верстах от Сумского посада.

Заключительный переезд был сделан. Предстояло прощанье с морем и с крейсером. День был удивительный, и термометр показывал 22° в тени. Широко раскидывался серебряной гладью залив; над водой выплывали замыкавшие его почти отовсюду кольцом — где берега, где островки; вдали чуть-чуть поблескивала строения Сумского посада, составляющего, подобно Архангельску, вторую главную станцию богомольцев, отправляющихся в Соловки. Кое-где по заливу виднелись стоявшие на якоре суда, плывшие навстречу карбасы местного отряда пограничной стражи.

Кио-остров. Крестный монастырь.

Кио-остров. Кладбищенская церковь.

Солнце стояло высоко над горизонтом, когда путники, распростившись с крейсером, на паровом катере направились к Сумам. Блеск моря был ослепителен. Северное море, казалось, хотело оставить по себе самое светлое, самое теплое впечатление. Вместе с удалявшимся теперь крейсером, удалялись также, подрезываемые миражем, островки Белого моря: они словно таяли и, приподнимаясь в воздух, исчезали. Миражи встретили путников, миражи проводили.

Сумский рейд так же мелок, как и все остальные, и фарватер направляется к посаду очень извилисто. Для его обозначения поставлены были в открытом море — так мелко оно здесь — березки и елочки, кое-где обвешанные венками. Подле ближайших к судну, первых со стороны моря, вельбот был встречен целой флотилией лодчонок: на веслах сидели все женщины; кое-где на рулях, но редко, виднелись мужчины. Если женщина сядет на руль, здесь, как и на всем Поморье, над этим смеются. Тут повторилась картина женского города, виденная в Кеми и Коле, с тем же блеском одеяний, пестротой лент и золотом кокошников; с той же силой и ловкостью управлялись сумлянки со своими лодчонками, так же дружно налегали они на весла, так же громко кричали. Пересев на одну из лодок, путники не замедлили войти в самую реку Суму, довольно узкую, извилистую, бегущую в яркой сочной зелени низменных берегов.

Было бы неправильно, покидая Белое море и помянув китовый, тресковый, акулий и белужий промыслы, пройти совершенным молчанием целых два, составляющих существенный вклад в богатства северного побережья, промысла — сельдяной и семужий. Хотя оба они процветают по всему побережью, но уместно говорить о них именно тут: беломорские, соловецкие сельди, по мнению сведущих в деле лиц, лучше голландских, а самая ценная семга, это — та, которая ловится в недалекой отсюда Кеми и в Онеге; последнюю называют «порогом»; с нею соперничает только двинская.