Читаем По щучьему велению полностью

– Да кто виноват... Леший! – с горечью пояснила старушка. – Взял да и проглотил весну. Посередь зимы лето наступило. А сажают-то всё весной! Вот поля-то и пустые.

Емеля, с трудом проглотив последний кусочек, застыл на месте. До него стало доходить, что он натворил с помощью волшебной щуки. Выходит, он сам во всём и виноват? Думал, что первое желание испортил, а второе просто так истратил – а оно вон как обернулось! Из- за его глупости теперь столько людей страдают... А он-то, дурачок, совсем недавно радовался, как славно всё устроилось, что сейчас лето, а не зима! О посевах и урожае даже и не подумал... И как теперь всё исправить? Осталось ещё одно желание – значит, можно загадать, чтобы зима вернулась... Да только станет ли от этого лучше? Похвалят его или начнут проклинать пуще прежнего?

– Ну что, Емеля, проучишь этого лешего? – невесело усмехнулась Василиса, с намёком посмотрев на него.

Тот молча отвёл глаза, не зная, что ответить, хотя обычно за словом в карман не лез. Аукнется ему это несчастное второе желание! А всё потому, что сначала не подумал хорошенько...

Старик взглянул на хозяйку, поднялся и неспешно подошёл к ней, заметив, что она никак не может вдеть нитку в иголку. Забрав у неё иглу и глядя в ушко на просвет, он стал сам пытаться вдеть нитку, при этом не переставая ворчать.

– В огородах ни капусты, ни морковки! – с тоской сказал хозяин. – Молодые в город потянулись на заработки, а мы со старухой прошлогодние запасы доедаем.

Наконец старик передал жене иголку с вдетой ниткой и ласково улыбнулся ей. Та с благодарностью улыбнулась в ответ – слов им уже не требовалось, за долгую жизнь они научились понимать друг друга с полувзгляда.

Емеля и Василиса даже засмотрелись на них. Эти милые люди, несмотря на обрушившиеся на них невзгоды, не ожесточились и не озлобились, а продолжают трогательно заботиться друг о друге. Вот и с ними, с незнакомыми путниками, последними запасами поделились, ничего не ожидая взамен...

Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, Василиса с Емелей вновь отправились в путь за границу, к каменному городу, где обитали Обжирала с Оппивалой, владельцы скатерти-самобранки. Емеля тяжело вздохнул: она бы сейчас пригодилась!

Василиса посматривала на него, но помалкивала: иногда лучше ничего не говорить, а дать возможность осознать ошибку самому – так лучше дойдёт. Емеля шагал с виноватым видом, старательно отворачиваясь от своей спутницы, и тоже не произносил ни слова, хотя обычно любил поболтать. Василисе даже стало его немного жаль, и она решила поддержать расстроившегося парня.

– Хорошие они, как ниточка с иголочкой... – ласково проговорила она.

– И у нас с Анфисой так же будет, – упрямо заявил Емеля.

– Ага... – разочарованно протянула девушка.

Похоже, напрасно Василиса переживала – этот парень совершенно непробиваемый. Думала, увидев старичков, которые и спустя многие годы продолжают относиться друг к другу с любовью и нежностью, несмотря на любые неприятности, он что-то поймёт, – да куда там! Опять о своей Анфисе речь завёл. Неужели не видит, что царская дочка ему совсем не пара? Да и ей он не нужен – забавляется капризная девица, специально невыполнимые задания даёт, чтобы от нежеланного жениха поскорее избавиться. Но убеждать его бесполезно – сам должен понять...

– Ты вспомни, как она на меня первый раз посмотрела! – тем временем мечтательно продолжал Емеля. – Взгляд отвести не могла! А второй раз...

– А зачем тебе жениться? – прямо спросила Василиса, перебив его излияния.

Парень осёкся, повисла неловкая пауза.

– Ну как... – наконец собрался он с мыслями. – Как без семьи-то? Я в кузнице работать буду, – решил он, удивляясь самому себе: никогда раньше работа кузнеца не казалась ему привлекательной. – Детишки пойдут. Анфиса с ними возиться будет. Щи-борщи варить.

– Щи-борщи?.. – иронически переспросила Василиса и недоверчиво хмыкнула.

– Ага, – простодушно кивнул Емеля, но призадумался.

С фантазией у него всегда было хорошо, и воображение живо нарисовало яркую картинку будущей семейной жизни. Он представил комнату в царском тереме. За длинным столом сидела шеренга ребятишек разного возраста, у всех красовались на головах маленькие короны – царевны и царевичи, их с Анфисой детишки! Во главе стола важно восседал Емеля – отец семейства.

– Эх, милая, нам бы супца, – запросто обратился он к стоящей возле стола Анфисе.

– Супца? – сдвинула брови жёнушка. – Будет тебе супец, – зловеще пообещала воображаемая Анфиса и, размахнувшись, ловко метнула поварёшку прямо Емеле в лицо...

Он в ужасе зажмурился, а когда снова открыл глаза, выдохнул с облегчением: ни царского терема, ни детишек, ни Анфисы. Чистое поле кругом, ветер колышет траву, дорожка под ногами стелется, и Василиса шагает рядом, весело усмехаясь – похоже, догадалась, о чём он только что думал. Эта девушка всегда каким-то чудом знала, что у него на уме. Впрочем, понятно каким – она же волшебница, бывшая щука...

Вспомнив об ухе, которую он так и не успел сварить, Емеля пробурчал себе под нос:

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза