Читаем По следам Адама полностью

Я только что проверил водонепроницаемые переборки и направлялся на мостик, как до моих ушей донесся странный металлический звук и весь корабль содрогнулся, словно от боли. Первым делом я решил, что в нас попала торпеда, но как оказалось, это мы сами вели огонь. Матросы на палубе суетились вокруг катапульт и запускали одну глубинную бомбу за другой, а в это время эхолот на мостике нашел еще одну цель с правого борта. Тем не менее командир конвоя приказал нам покинуть строй и вступить в бой с подводными лодками. Волны швыряли «Замбези» то вверх, то вниз, то вправо, то влево, а наблюдатели и акустики пытались вовремя заметить приближающуюся торпеду. Вскоре мы услышали сигнал эхолота и поменяли курс, чтобы перехватить еще одну субмарину. Через некоторое время она оказалась прямо под нами. Затем навигационные приборы начали давать сбои, и пока мы их чинили, оказалось, что мы отстали от конвоя. Мы разогнались до двадцати узлов и на Полярном круге догнали своих. Но тем временем шторм разыгрался совсем уж не на шутку. Волны вздымались, словно водяные горы, и обрушивали на бедный эсминец удары страшной силы. Он вздрагивал, как породистый жеребец под кнутом, но продолжал бой с морским чудовищем.

Ближе к вечеру пришло сообщение, что авианосец вынужден свернуть с курса и пойти по ветру. Чуть позже до всех был доведен приказ: кто может, должны продолжать движение на юг, сохраняя строй. К десяти вечера нам тоже пришлось прекратить борьбу, и мы повернули на север. Некоторое время на борту царил настоящий хаос. Навигационные инструменты снова вышли из строя, и в полной темноте мы пошли наперерез остальным судам конвоя, лишь чудом избежав столкновения с транспортом, который внезапно вырос у нас прямо по носу. Шторм теперь представлял большую опасность, чем подводные лодки, и на всех кораблях зажглись бортовые огни.

Отдохнуть в гамаке не представлялось никакой возможности, потому что он раскачивался от стены к стене, и приходилось смягчать удары обеими руками. Поэтому я не спал, когда чудовищная волна обрушилась на «Замбези» и разнесла в щепки нашу единственную спасательную шлюпку. Затем вырвало с корнем одну из катапульт, и в образовавшуюся в палубе пробоину с каждой новой волной устремлялись потоки воды. Теперь самая серьезная опасность исходила не извне, а от нас самих. Глубинные бомбы, приготовленные к запуску, сорвались с креплений и катались по палубе. Из оружия для защиты они превратились в непредсказуемого врага. Судно швыряло из стороны в сторону, потоки воды носились по палубе, сметая все на своем пути, бомбы перекатывались от борта к борту. Казалось, коварный противник внезапно напал из-за угла и втянул нас в бессмысленную игру, ставкой в которой была наша жизнь. Наверное, все чувствовали себя такими же беспомощными, как и я. В какой-то момент я всерьёз прикидывал, какие у меня шансы на спасение, если я прямо сейчас прыгну за борт и поплыву прочь от обреченного корабля.

И тут часть бортового ограждения, наконец, не выдержала, и первая из глубинных бомб скатилась в океан. Обычно при бомбометании корабль идет на полном ходу, чтобы в момент взрыва отойти как можно дальше от его эпицентра. Теперь же «Замбези» делал жалкие три узла, а бомба упала совсем рядом. В результате случилось то, чего и следовало ожидать. Одна за другой бомбы попадали за борт и под влиянием давления воды начали взрываться. Штормовое море, казалось, совсем взбесилось, и с каждым взрывом я ждал, что корпус, наконец, не выдержит напряжения. Экипаж корабля предпринимал героические усилия, чтобы не дать упасть оставшимся бомбам, но после того, как одного матроса смыло за борт, остальные были вынуждены прекратить попытки. На сей раз беднягу не выбросило назад, и все попытки спасти его не увенчались успехом. Жутко было видеть его голову, то появлявшуюся, то исчезавшую в ледяных волнах всего лишь на расстоянии вытянутой руки от корпуса судна. Только мгновение назад раздался крик «человек за бортом», и вот все уже было кончено. В таких условиях найти его было невозможно. Уже через несколько минут все тело будет покрыто коркой льда.

— Жаль, — пробормотал один из офицеров. — Он так хорошо играл на аккордеоне.

Он, так же как и я, мучился от собственного бессилия и не знал, как выразить словами свои чувства.

Шторм набрал такую силу, что никого нельзя было послать на палубу, даже привязав канатом. В общей сложности за борт упало двенадцать бомб. С флагманского корабля пришел приказ всем судам, которые еще держались вместе, сменить курс и самостоятельно добираться до Фарерских островов. Во время снежной бури столкнулись два транспорта. У одного образовалась огромная пробоина в борту, и он начал тонуть. Прежде чем мы достигли Фарерских островов, эхолот обнаружил цели с трех сторон от нас. Наш капитан не хотел лишаться последних бомб, поэтому «Зебра» и еще один эсминец принялись охотиться за вражескими лодками и прикрывали нас до тех пор, пока мы не вошли в порт.


Перейти на страницу:

Все книги серии Мой 20 век

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное