По следу единорога

– Вы, наверное, гадаете, кто такой этот чертов Аким Рамблатт, – произнес голос старика. – Ответ таков: он был лучшим таксидермистом, когда-либо жившем на свете. К тому времени, когда он начал работать на нас, он уже заслужил прозвище Мастер-творец. – Последовала короткая пауза. – Он заставляет свои чучела выглядеть настолько живыми, что те просто не понимают, что они мертвые. Они сидят там в своих стеклянных клетках, целый день ломая над этим голову, а часов в одиннадцать вечера каждую ночь не видят резона, почему бы не размять ноги и немного не прогуляться.

Следующую фразу поглотил протяжный крик какого-то неизвестного животного.

– Словом, обычно они проводят в движении час-другой, а после спохватываются, что вообще-то они не совсем живые. Может, Рамблатт и был Мастером-творцом, но Богом он все-таки не был. – Иеведия захихикал. – Так что ежели считать, что вы слышите мой голос, вам надобно только запрятаться в безопасном местечке на ближайшие пару часов, и все будет отлично. Однажды, когда этот час застал меня вне дежурки, я нырнул в озерко и дышал через соломинку… Конечно, это было еще до того, как Рамблатт пополнил экспозицию носорогом. Он вовсе не кровожадный, во всяком случае, для носорога, но любит побарахтаться, а озерко очень маленькое. – Он вздохнул. – А, ладно, что-нибудь сообразите. А сейчас прошу простить, настало мне время чуток вздремнуть. Если вы сумеете выбраться живыми, загляните ко мне в дежурку, у меня на печке стоит кофе. – Еще пауза. – Честное слово, больше ничего такого не приходит в голову, чтоб вам посоветовать. Комната сто четыре.

Громкоговорители смолкли.

– И давно пробило одиннадцать? – слабым голосом поинтересовался Мюргенштюрм. Мэллори посмотрел на часы:

– Семь минут.

– И все?

Детектив кивнул. Послышался шум движения.

– Здесь нельзя оставаться, мы как раз в середке африканской экспозиции, – сказал Мэллори. Шорох и похрустывание стали громче. – А что на втором этаже?

– По-моему, только кости и окаменелости, – пожал плечами Мюргенштюрм.

– Там не может быть опаснее, чем здесь, – решил детектив. – Давай найдем лестницу.

Он повернул налево, но окаменел при виде гориллы, ковыляющей с той стороны.

– В обратную сторону! Скорей!

Они вернулись к перекрестку, где стоял слон. Тот как раз изучал вход в один из противоположных коридоров, так что Мэллори и Мюргенштюрм, прижимаясь спиной к стене, бочком двинулись в обход, высматривая какую-нибудь табличку, указывающую в сторону лестницы или выхода.

Внезапно слон развернулся, прижал уши и без единого звука ринулся на них. Мюргенштюрм попятился обратно в коридор, пока Мэллори лихорадочно высматривал пути к бегству. В последний миг он бросился на пол, проскользил на животе под вытянутым хоботом ошарашенного толстокожего, вскочил на ноги и метнулся в следующий коридор. Слон тотчас же устремился за ним. У Мэллори вдруг мучительно засосало под ложечкой, когда он осознал, что выбрал как раз такой коридор, где слон пройдет без труда.

На следующем перекрестке он резко свернул направо, едва-едва уклонившись от хобота, и тут же резко затормозил, обнаружив в каких-то двух десятках футах от себя носорога, с хрюканьем бившего передним копытом у мраморной плиты.

Послышался клич слона, и пол затрясся от тяжелых шагов, способных расплющить человека в лепешку. Мэллори оглянулся: слон перегородил весь коридор. И Мэллори нырнул в диораму, только что покинутую носорогом.

Он ждал, что его вот-вот обхватит хобот, чтобы швырнуть о стену или насадить на длинные выцветшие бивни, и хотя громовой, ужасающий топот по-прежнему сотрясал стены, Мэллори оставался целым и невредимым, и наконец он заставил себя приоткрыть зажмуренные от страха глаза.

Носорог с зияющей на левом плече раной удирал вдоль по коридору, а разъяренный слон гнался за ним.

Мэллори хотел уж было остаться на месте, спрятавшись в высокой траве, но вспомнил, что рано или поздно носорог вернется в диораму, видимо, не таким уж измотанным – но куда более сердитым.

Осторожно поднявшись, детектив подполз к краю диорамы и высунул голову в коридор. Там было пусто, так что он тут же стремительно зашагал в направлении, противоположном тому, куда устремились толстокожие. Сделав еще два поворота, он услышал болтовню обезьян, решил, что их вопли предупредят его о приближении хищников, и свернул в их коридор. Крики и болтовня приматов стали громче, некоторые обезьяны начали швырять в пришельца фруктами и орехами, но покинуть диораму не решилась ни одна, а в конце коридора Мэллори наконец-то узрел долгожданную лестницу. Он перешел на бег и почти добрался до лестницы, когда путь ему преградил самец гориллы.

Тут Мэллори вдруг вспомнил о приобретенном пистолете, выхватил его из кармана накидки и одну за другой выпустил четыре пули горилле в грудь.

– Тебе не убить того, кто уже мертв, – пророкотала горилла хриплым, гортанным голосом. Мэллори быстро-быстро заморгал.

– Я предупреждал, чтоб ты не приходил в музей, – продолжала горилла, пожирая детектива злобным взором.

– Ты Гранди? – поинтересовался он.