На строительных участках такие строения именуются «прорабской». Гремыкин Иван Иванович – старший и ответственный, как и прежние, часто менявшиеся руководители, хотя и значился здесь уже несколько лет, так и ходил во временно исполняющих. За всяческие прегрешения он регулярно схватывал замечания и выговоры, а поправлять ситуацию стимулов не имелось – на кладбище социалистические обязательства на разовьёшь, с показателями проблема, они, конечно, росли в известной степени, но достижением это не считалось, наоборот, за это ругали, хотя Иван Иванович, по мнению Хвостикова, известный философ и флегматик, виновным себя не признавал. Однако дело своё знал, справлялся, вот и терпело его высшее начальство, несмотря на то, что выглядел Иван Иванович, обвешанный взысканиями, словно блудливая коза репьями. Была и другая беда: на Гремыкина постоянно жаловались как в письменном виде, так и с руганью, приходя непосредственно к самому Хвостикову. И главное, вроде тихое, совсем последнее, можно сказать, пристанище человеческих страстей досталось ему в управу, а недовольных не убавлялось. Жаловались на многое, но в основном на то, что не туда положили его величество покойника. Казалось бы, ему-то какое дело? Он отмучился своё и сам ничего не просит, но за него находились слюне-брызгающие просители. «Музей им подавай или картинную галерею? – разводил руки Гремыкин “на ковре” у распекавшего его в очередной раз Хвостикова. – Я же им всем не выделю места в первом ряду?» – «Говорят, что деньги дерут твои ребята. Ладно бы совесть имели, а то так подымают цены! – пучил глаза Хвостиков. – Когда руки им укоротишь?» – «Так сами же и устраивают соревнования, – терялся Гремыкин. – Кто опоздал или пожадничал, тот к вам и несётся. А как выправить? Уже закопали…» Диалог заканчивался обычным: ах, так его и разэдак и тому подобное. А «ковёр» завершался общим нравственным успокоением: начальник свою миссию выполнил, подчинённый принял к очередному сведению.
Гремыкин, возможно, сам давно удрал бы с нервного места, но до пенсии оставались считанные годочки, к тому же он присмотрел на службе и себе скромненькие два метра на сухоньком бугорке, памятуя мудрые слова тётки Дарьи «все там будем». Тётка Дарья зря не скажет, она старейшая из его сотрудниц, мудрая женщина его беспокойного хозяйства, сущий Соломон. Она порой такое выдаст, что долго вспоминать приходится, Райкин у неё перенял или сам Черчилль позаимствовал. Ну и, понятное дело, как всякий великий и авторитетный человек в производственном коллективе, она и первая заводила по всякому случаю, а то и без него. Вот и в этот раз кто как не она бузу подняла во вверенном Гремыкину коллективе, второй день люди работают спустя рукава и толпой вокруг него шумят – что любопытствующий народ подумает!
По этой причине худой, длинный и бессловесный Гремыкин столбообразно возвышался среди толпы и даже поднял вверх руки, приветствуя спасателей, когда знакомый «москвич» зарулил в ворота. Орущие: с десяток женщин с мётлами, с пяток мрачно покуривающих мужичков и десятка два собак, с особой радостью облаявших приехавших, на некоторое время стихли при виде начальственного лимузина, но, увидев Антоху и незнакомца, враз потеряли к ним интерес и с прежней страстью обступили страдальца. Однако Гремыкин был уже не тот, Гремыкин преобразился, он раздвинул толпу, словно танк, отметая препятствия и, шагнув навстречу Мухину, протянул обе руки для пожатий.
Гремыкина Мухин видел несколько раз в отделе, тот мелькал в приёмной с опущенной головой, которую считал лучшим не подымать в этих присутственных местах. Юрист нашёл возможность перевстретить его в коридоре и познакомиться, он взял за правило знать каждого руководителя многоступенчатого отдела. Но тот неожиданно его отбрил: «Я здесь мест не выдаю, вы уж, пожалуйста, к нам подъезжайте». Пока юрист с отвисшей челюстью додумывал услышанное, бедняга сконфузился сам, и они тогда довольно мирно завершили знакомство. Теперь Гремыкин жал руки юристу и не сводил глаз со спасителя, не находя нужных слов.
– Сергей Анатольевич, я прогуляюсь? – оценивая ситуацию и приметив почти новенький «москвичонок» у свежей могилы, попросился Антоха.
– Ступай, – отмахнулся юрист. – Только недолго. Чтоб не искать.
Толпа, не теряя накала, теперь уже обступила и его вместе с Гремыкиным.
– Это когда же кончится? – с вечным вопросом подозрительно оглядела Мухина внушительного вида толстушка, по всей вероятности, и являющаяся той самой тёткой Дарьей. – До начальства не добраться, а нам куковать?..
Мухин имел опыт в таких делах. Главное – утихомирить лидера, поэтому, оглядев толпу, он понял, с кем ему вести диалог, и почти ласково спросил:
– Может, пройдём в контору, добрая гражданка?
Гражданка опешила от такого обхождения, а когда Мухин, закрепляя успех, культурно взял её под руку, совсем потеряла дар речи.
– У нас есть что обсудить в кабинете, – тихо шепнул ей на ухо Мухин, не возбуждая нездоровый интерес толпы.