По течению

Ваас вместе со своим отрядом пиратов выскочил из штаба, далее слышался только гул моторов. Куда они отправились, сказать не удавалось, потому что главарь крайне редко последние несколько лет сам участвовал в перестрелках, хотя боевые отметины на его теле свидетельствовали о том, что он не всегда только командовал, отдавая приказы насчет того, кто, в каком количестве и куда должен отправиться. На этот раз, возможно, он сам присоединился к подкреплению, в конце концов, стрелял он тоже метко, а ракьят ненавидел больше всех пиратов вместе взятых. Причину Бен пока не выяснил, но догадывался, что с главарем все не так просто, как с рядовыми.

Салли же причина не интересовала, она просто боялась, забившись в угол, глаза ее остекленели, она с ужасом смотрела на сиротливо разверзшийся проем двери, за которым скрылся ее мучитель, она боялась… Неужели за него? Неужели ей сделалось жутко, что если он решил отправиться со своей элитой, чтобы перебить воинов племени, то может не вернуться? Но нет, девушка переживала все-таки за себя.

Доктор здраво решил, что ему самому становится жутко: враги не пощадили бы каких-то случайных и, в целом, безобидных прихвостней пиратов. Впрочем, Ваас весьма умело управлял своей сворой, несмотря на то, что — в отличие от небольшой частной армии мистера Хойта Волкера — пираты не могли похвастаться оснащением по последнему слову техники и вооружения. С другой стороны, у ракьят не было зачастую и того, чем располагали бандиты, но дикари, к коим их причислил Бен, каким-то образом уже лет десять отражали атаку за атакой, совершали часто ночью набеги на лагеря и аванпосты, скрываясь в джунглях. Впрочем, баланс сил все равно неумолимо склонялся на сторону “кривды”, а не “правды”… Хотя какая могла быть правда у дикарей?

“А нет правды”, — подумалось Гипу, и левый уголок его губ пренеприятно пополз наверх в кривой скептической ухмылке, что не встречала ответа в потухших безразличием глазах. За сохранность тушки главаря он не переживал, но так же, как и Салли, понимал, что лучше, если у руля будет по-прежнему Ваас, потому что без него могли произойти неблагоприятные изменения для таких вот полупленников.

Так-то Бен и решил, что особо жаловаться не на что: ему платили, он не голодал, в перестрелках участвовать не приходилось, ему только привозили раненых или его привозили к ним, когда не справлялись своими силами. Стало быть, доктору еще доводилось заниматься своими прямыми обязанностями, а это много лучше, чем в свои двадцать семь лет стать гей-проституткой в каком-нибудь публичном доме на острове или за его пределами.

Рассудив так, Бен мысленно даже пожелал удачи главарю и пиратам, хоть и яро осуждал их, с фаталистичным сожалением признавая, что дни еще одного племени сочтены и это большая потеря для мировой культуры. Может, он втайне тоже ненавидел всех этих ракьят, из-за существования которых полоумные дружки-этнографы пошли на архипелаг Рук. Наверное, цинично, но он слишком устал для напускного и бесполезного благородства, поэтому решил, что, пока есть время и никто не давал указаний, стоит поддержать Салли, которая так и сидела на помосте возле “трона”, закусив губу, покачиваясь из стороны в сторону в тяжком тягучем просеивании времени через жернова ожидания.

— Где ты обычно живешь? — давно хотел расспросить ее доктор, присев рядом и слегка дотронувшись до ее плеча, чтобы вывести из ступора, на что девушка отреагировала, встрепенувшись, словно разбуженная посреди ночи:

— Тут… На дальнем аванпосту, у восточного побережья.

Она снова потухла, уходя в себя, сцепляя руки в замок, обхватывая поджатые колени, точно с уходом Вааса она старалась сделаться как можно меньше и незаметнее.

— Он держит тебя в клетке? — сочувственно продолжал Бен, мягко расцепляя руки девушки, хотя его самого обожгла эта новость. Все-таки на острове шла война, и она была близко от них, очень близко. И если днем и на закате показалось, что ее почти нет, то новое это событие доказывало обратное.

— Нет, — пожала порывисто плечами Салли.

— В подвале?

— Нет, на аванпосту, — уже почти с угрозой резко осадила девочка, вдруг нахмурившись, будто ей не нравился тон доктора.

— И он не боится, что ты сбежишь? — удивлялся Бен, рассматривая мелькание картинок на экране. Никто не выключил проектор, в штабе остались только доктор и девочка. Если не забрали аккумулятор, значит, и один джип остался, значит, Ваас был уверен в скорой победе. И тут уже не столь важно, кто прав, кто виноват, Бену просто не хотелось, чтобы их с Салли жизнь стала еще хуже. И он уже почти начал скучать по тихому вечеру, который был так бездарно прерван вестью о нападении.

Салли же снова сцепила руки, прислонившись сиротливо к пыльной обивке кресла, безразлично она начала рассказывать:

— Если я сбегу, я либо погибну сразу, либо меня поймают и сделают… общей. Он знает, что этого боится каждая рабыня. Зато у меня есть небольшая власть… В обмен… на пытки…