По течению

Голос ее дрогнул, она отшатнулась от кресла, будто вспомнила, что тоже по идее ненавидит Вааса, но тут джунгли прорезали отдаленные звуки выстрелов, похожие на перестукивание дятлов или кваканье больших лягушек, но все-таки содержалось в них нечто чужеродное для леса, в корне неверное, дисгармоничное. Салли вытянула шею, вслушиваясь, руки ее дрожали.

— Это какая власть? — намеренно отвлекал девушку Бен, хотя, возможно, задевал самые больные темы, впрочем, почти намеренно: он не желал, чтобы девушка переживала за Вааса. Да, его власть, его порядок помогал им как-то выживать, не считая того, что по его вине они и стали такими “тварями дрожащими” на фоне “права имеющего”. Но как личность последний не заслуживал сострадания. Салли между тем продолжала диалог в том ключе, который как раз не сильно импонировал Бену:

— Даже в его отсутствие ко мне никто не лезет. Боятся, ведь ему достаточно моего слова-доноса… И он найдет повод, как более изощренно прикончить подчиненного.

***

Выстрелы все ближе стрекотали в чаще, становилось по-настоящему жутко. Неужели пиратов кто-то смог победить? Неужели они отступают? Неужели Ваас мог сдаться?

Салли упрямо не хотела в это верить, стоило только представить его решительное злое лицо. Да, вот он, ее мучитель, тот, кто отравлял ее жизнь с момента попадания на остров, однако ни он, ни Бенджамин не знали о ее жизни до попадания в этот ад. Она не рассказывала, потому что одному не было до этого дела, а другой не спрашивал. Ваас не доставал ее вопросами, они словно не существовали друг для друга как личности, вернее, она для него, а он для нее… Она боялась его, но когда он выбежал за дверь, натягивая торопливо бронежилет, Салли ощутила, как холод прошелся по ее телу плетьми тянувшей у сердца тоски и беспокойства.

Бен же своей гонкой на гидроцикле доказал, что не принадлежит к той странной касте интеллигентов-белоручек, которые слабы, как породистые кошки. Однако когда началась перестрелка, он остался сидеть здесь, рядом, в штабе, словно беспомощная пленница, и задавал бессмысленные вопросы.

Что он хотел узнать об отношениях Салли и Вааса? С какой целью? Девушка не понимала, ей хотелось верить, что доктор желает ей добра, к тому же он один из немногих не боялся гнева главаря и смел говорить с “личной вещью”. От смелости или от незнания?

Где-то резким треском бухнул взрыв гранаты, Салли сжалась, закрыв уши:

— Ай! Уже по нам?!

Девочка впилась взглядом во встревоженное лицо Бена, который выглянул из штаба, рассматривая ночную непроглядную тьму, в которой только траурными лентами вились длинные листья деревьев.

— Нет! Вроде еще там, — выдохнул Бен, с которого слетели остатки сонливости.

— Там… — протянула Салли. Ей так не хотелось признаваться себе, что она переживает за этого монстра, за ее личный кошмар. Но Ваас — это Ваас, конечно, он мог убить, мог творить все, что пожелает.

Вот когда он днем снова бросил ее на грязный матрац, о ее согласии речи как всегда не шло. Но в этот раз получилось как-то лучше, чем тогда, на грязном столе. Правда, в порыве страсти главарь прокусил левый сосок “вещи”, но это не шло в сравнение с болью от пыток и неплохо заводило, так что вдоль живота и позвоночника прошла покалывающая дрожь, обострившая ощущения… А еще он потрясающе целовал ее шею, впиваясь в кожу губами и зубами, точно вампир. Какой толк сопротивляться и заставлять свое тело молчать, если априори произойдет то, что хотел главарь? Лучше сделать вид, что изначально была согласна, так даже все остались, в целом, довольны.

Может, зря Салли избрала такой взгляд на происходящее: если бы ненавидела всей душой, то не ждала бы исступленно его возвращения, когда где-то совсем близко снова ухнул взрыв.

Страшно! И эта неподвижная ночь, не позволявшая рассмотреть опасность, что чудилась ныне в каждой тени. Раньше противостояние шло где-то на острове, но в стороне, будто не касаясь ее, а теперь обожгло своим приближением, опалило, как костер крылья мотылька.

Нет, Ваас — это Ваас, а ракьят — это какие-то неведомые дикари, которые убивали пиратов. Да, они были в своем праве, но Салли переживала за себя, ей не хотелось становиться жертвой случайного осколка, шальной пули. Не сегодня, не в тот день, когда даже Ваас не причинил ей особых страданий, даже наоборот… Бен всего этого не ведал, но по нему было видно, что он жалеет девушку, ее добрый доктор. Такой тихий, но, как оказалось, смелый. Совсем другой, нежели Ваас. Но сумел бы доктор ее теперь уберечь от атаки ракьят? Она просила защиты, потому что сама не владела никаким оружием, не обладала достаточной силой, чтобы обороняться. Но Бен сидел в штабе, нервно сцепив руки с видом человека, который не имеет никакого запасного плана на случай взятия аванпоста.