По течению

Салли представила, что может стать “женой” дикаря, и ей сделалось противно от одной только мысли об этом, потому что ракьят ничего не знали и не понимали, они были под властью жрицы их древнего культа — некой Цитры, а Ваас знал и оценивал. В этом девушка не сомневалась, много разных вещей он рассказывал. Нет, лучше быть с ним, потому что тень его величия могла хоть как-то оградить ее, а его беспощадность отгораживала от жестокости со стороны всех остальных. Являлось ли все это самоутешением? Конечно…

— Вроде стихло! — прислушивался Бен.

И правда — из звуков остался только легкий свист перегоравшей лампочки, да бесконечное жужжание мух, которые норовили полакомиться кровью и подгнивавшими фруктами, миску с которыми раскидали при вести о нападении. Салли только заметила это, решила, что лучше не оставлять беспорядок до возвращения Вааса. Ведь он вернется, обязательно! И все будет по-прежнему. Ужасно, но хотя бы без этой невозможной неопределенности.

Девушка встала, медленно начала подбирать бананы, но руки и ноги стали словно деревянными, а в голове крутились нестройной пленкой воспоминания прошедшего дня. И то, как пальцы мучителя совсем не больно перебирали ее волосы, хотя любой бы счел унизительным это снисхождение. И Бена, который несся среди рифов и акул… Ради кого? Может, ради нее? Или доказывая что-то себе? Бен казался почти неземным, таким далеким, отстраненным со своими тяжелыми веками, гордым носом с горбинкой, копной черных кудрей, длинными, почти аристократическими, кистями рук, через кожу которых виднелись зеленоватые вены. Салли, застыв с миской в руках, невольно залюбовалась, но ее сокрушал тон доктора. За что он так ласково с ней? Ведь она не заслужила, ничего не сделала ему хорошего, одни неопрятности приносила. Девушка с горькой иронией подумала: “На мне пробу ставить негде: по всему телу клеймо. Жалости одних, отвращения других”.

— Вроде возвращаются, — прислушалась Салли, ей почудился гул машин, что пылили по грунтовой дороге, переваливаясь через ямы.

— Ты ждешь его, что ли? — в голосе доктора прозвучала почти досада.

Неужели он ревновал? Салли не хотелось казаться перед ним совершенно сломанной рабыней, болванкой для удовлетворения похоти. Нет, она являлась человеком, и хотела доказать это хотя бы доктору, просто ее собственная личность обычно лежала где-то на дальних закоулках сознания, особенно, когда прибывал Ваас, потому что он поглощал волю, разум, саму мысль о сопротивлении. Бен оказался иным, хотелось казаться перед ним более сильной, поэтому Салли почти приободряющее отозвалась с некоторой гордостью, хотя со стороны это все равно выглядело как робкое бормотание себе под нос:

— Мне повезло, что я не мужчина, а Ваас — не гей, — затем Салли вспомнила кое-что, еще одну страшную историю острова. — А то у одного киллера из Бедтауна рабы-мужчины долго не живут. Ему ума не хватает, наверное. Или деньги некуда девать, хотя сам на развалюхе приезжает. И новых покупает.

— Ты говоришь “повезло”? — бросил на девушку полный недоумения взгляд Бен.

Повисла неловкая пауза, посреди которой снова донесся звук выстрелов, уже дальше, доложенный случайным ветром, и гул работавших двигателей тоже почудился. Все еще никто не возвращался. Странное это чувство… Ждать возвращения тех, кто ненавистен, но не настолько, насколько то неведомое племя.

— А что, сесть посреди улицы и зареветь в три ручья? — зло бросила девушка, нахмурившись из-за развалившегося диалога. — Если бы слезы что-то изменили! — поставила миску обратно на стол возле “трона”, исподлобья сверля внимательными глазами собеседника, почти наставнически продолжая. — Так что и тебе повезло. Давай лучше называть это так.

Снова гнетущая тишина, долгая настолько, что неважны показания стрелок часов — сердце свое время отмеряет. Ночь тянулась и тянулась, черная, как вдова, одинокая и бесприютная, как сирота. Только о берег плескались волны в вечном повторении одного и того же бессмысленного действия, о чем так часто говорил Ваас, называя это безумием.

Салли снова взяла в руки миску, прошлась по периметру штаба, как зверь в клетке. Бен сидел неподвижно на своем месте, только дышал глубоко и шумно, явно тоже заставляя себя гасить стресс. Салли не могла больше говорить, только нервно переминалась с ноги на ногу, хватаясь за желудок, который сводил адреналин, да еще голову сдавливал невидимый обруч.

Девушка сжала зубы, не понимая, из-за чего она так волнуется, чего и кого ждет. Но остаться вообще одной в этом мире… Хотя теперь появился Бен. Может, он мог бы защитить в случае гибели Вааса? С Беном Салли готова была остаться, она это поняла еще в тот день, когда доктор лечил ее раны. Стать его женщиной. Целовать ласково и осторожно его красиво вычерченные губы, гладить нежно эти прекрасные руки, зарываться пальцами в кудри…

У Вааса тоже когда-то были черные густые волнистые волосы, только он их сбривал с большей части головы, оставляя только гриву-ирокез, как у казуара. Да и слово “нежность” с ним вообще не ассоциировалось. Другое дело Бенджамин. И имя такое певучее!