По воле ветра. Два удивительных путешествия к Северному полюсу: героя нашего времени и романтика викторианской эпохи

«Было очень приятно видеть его таким счастливым, – написал Андре тем вечером, но остаток дня оказался для Стриндберга не столь удачным. – Нильс отметил день рождения, вместе с санями искупавшись в жиже». Одежда быстро примерзла к телу, и на Стриндберга стало больно смотреть. Его спутникам пришлось поставить палатку, высушить его и помочь переодеться, что, как отметил Андре, оказалось «весьма проблематично и заняло немало времени». Хуже всего, что погибла большая часть хлеба и галет, а также весь сахар, лежавший на санях. Стриндберг попытался спасти подпорченные продукты, добавив растаявший сахар в кофе и шоколад и сделав смесь для шоколадных блинчиков из промокших галет, но все было тщетно.

Не позволив инциденту омрачить праздник, исследователи отметили день рождения Стриндберга самым роскошным торжественным ужином, который только смогли приготовить в стесненных обстоятельствах. После ужина Стриндберг сказал речь и снова поблагодарил Андре за медальон – столь неожиданный и приятный подарок. Затем наступила не самая приятная ночь – их одеяла, лежавшие на санях у Стриндберга, не успели просохнуть. Андре, в частности, жаловался на холод, потому что ему пришлось завернуться в одно одеяло вместо привычных двух.

Несмотря на все попытки изменить режим, путешественники по-прежнему спали днем и передвигались ночью. Но в сентябре в Арктику постепенно возвращалась темнота, а потому все чаще им приходилось идти и плыть на лодке в холодной и промозглой мгле. Впрочем, это не имело особенного значения, так как все понимали, что совсем скоро тьма и вовсе установится на круглые сутки.

Через три дня после дня рождения Стриндберга путешественники сделали парус из куска брезента, рукоятки лопаты и стола. Они надеялись, что с его помощью смогут преодолевать большие расстояния на лодке, но даже его оказалось недостаточно, чтобы справиться с самым сильным за все время их похода дрейфом. В период с 6 по 9 сентября их отбросило на 29 км назад. Они словно шли по гигантской конвейерной ленте: лед у них под ногами и вода за бортом лодки двигались быстрее, чем люди продвигались на запад. Вместо того чтобы идти на юго-запад, к Семи островам, они фактически держали курс на юг, с небольшим отклонением к востоку.

Кроме того, у них подходили к концу запасы медвежатины, а также, что было гораздо хуже, заканчивались патроны.

– Спускайте курок, только если велик шанс убить двух птиц одним выстрелом, – велел Андре, когда Стриндберг и Френкель стреляли по чайкам.

В дополнение к этому у Френкеля все сильнее болела нога: уже к 9 сентября он больше не мог тащить сани. Той ночью Андре осмотрел Френкеля и записал в дневнике:

Я выпустил гной из нарыва, промыл его и наложил повязку. Надеюсь, он заживет. Мы вряд ли справимся, если [Френкель] не восстановит силы. Диарея, кажется, прекратилась. Вчера у меня впервые за четыре дня был стул. Он был нормальным по объему и консистенции. У Френкеля стул бывает часто, и постоянно довольно жидкий, однако он более не жалуется на боль в желудке. Мы со Стриндбергом по очереди возвращаемся за санями Френкеля. Это отнимает у нас силы. Нас хватило лишь на шесть часов пути, особенно с учетом очень сложного рельефа. Как только мы остановились, я упал в воду. Я перепрыгнул на льдину, которая казалась совершенно твердой, но была, как выяснилось, сформирована из ледяного сала и проломилась, когда я коснулся ее.

Андре перевернулся на спину и лежал на воде лицом вверх, пока Стриндберг и Френкель не вытащили его с помощью пары весел. Он был очень смущен. «Я понятия не имел, что ледяное сало бывает таким разным, – написал он позже в тот же вечер. – Обычно оно состоит из тонких пластинок, нагроможденных друг на друга. Естественно, они обладают некоторой плавучестью и сбиваются в кучу, но выдерживают лишь небольшой вес».

За следующие восемь дней исследователи не написали ни единого слова. 17 сентября Андре объяснил причину молчания.