Читаем Почему я люблю РоссиюВоспоминания монсеньора Бернардо Антонини полностью

Его смерть потрясла и огорчила весь город. «Огромную утрату понесли не только верующие Вероны, но и вся Вселенская Церковь, — сказал о нем епископ Флавио Карраро. — Дон Бернардо был настоящим человеком Божиим, страстно любил Евангелие; странник веры, подобно Аврааму наших дней». Действительно, он был странником. Постоянные перелеты из Москвы в Санкт-Петербург, из Казахстана в Грузию очень беспокоили его секретаря Терезу Мори, верную помощницу и приятельницу, благодаря которой он поддерживал связь с Вероной. «Я постоянно — вплоть до самого дня его смерти — просила дона Бернардо беречь себя, отдыхать, соблюдать режим питания, — вспоминает Тереза, — но он все время отвечал: „Ничего, в раю будет достаточно времени для отдыха“, и продолжал неутомимо трудиться, несмотря на то, что порой засыпал буквально на ногах». «Что больше всего запомнилось? Его жертвенный дух, бедность, в которой он постоянно жил, и самоотречение ради ближнего, — вспоминает синьора Мори. — Если нужно было поговорить с человеком, помочь ему, он забывал о расписании и полностью посвящал себя этому. И еще я навсегда запомнила сердечную теплоту, с которой он приветствовал любого человека, обещая: „Я помолюсь за тебя“. Он был святым».

Тереза произносит слово «святой» вполголоса, словно боясь потревожить дона Бернардо, который привык работать в тишине, без суеты и шума.

Однако сияние святости в хрупком священнике разглядела не только «его секретарь». О. Сергей Тимашов — один из трех первых священников, воспитанных монсеньором Антонини в семинарии, сначала в Москве, а затем — в Петербурге. «Дон Бернардо был для нас примером, — говорит о. Сергей. — Примером, которому трудно подражать, но не замечать который невозможно, если ты действительно хочешь жить, как учил Христос. Для нас, священников, он был не просто ректором семинарии, но символом любви, которую Богу было угодно даровать нам и нашей бедной маленькой Церкви. Он обладал невероятной способностью принять проблемы другого человека и сделать все, чтобы помочь преодолеть их». Перед глазами о. Сергея суровый 1995 г.: дон Бернардо, «вооруженный» статуей Богородицы и чётками, противостоит московской милиции. «Он встал посередине — между милиционерами и народом. Он хотел, чтобы верующим вернули собор в Москве, перестроенный в советские времена в фабрику. Казалось, что не он держит образ Пресвятой Девы, а что Матерь Иисуса дает ему силы удержаться на ногах. Я никогда этого не забуду».

В чем же кроется секрет неисчерпаемой силы дона Бернардо? Отвечает монсеньор Джузеппе Амари, епископ Вероны на покое. Именно он в 1991 г. направил дона Бернардо в Россию. «Я не хочу уменьшить влияние его огромного ума, интуиции, памяти и культуры, — подчеркивает монсеньор Амари, — однако свои силы он черпал из крайне насыщенной духовной жизни, бесконечной любви к молитве. Это была великая душа, щедрая до немыслимых пределов. Так он и умер: работал, пока не исчерпал свои силы до последней капли».

«Сталин умер, а Бог Воскрес!» Так дон Бернардо подводил итог возрождению христианства в бывшем Советском Союзе, — пишет Никола Сальваньин. — Маленький, худенький, он лучился заразительной радостью и был закаленным, как сталь. Всякий раз, когда он во время своих многочисленных поездок по разным уголкам бывшего СССР видел памятник Ленину, он тут же начинал петь на мотив гимна «Christus vincit»: «Ленин умер, Сталин умер, а Христос Воскрес!»

Елена Дзуппини

Я знала доброго Человека

В течение двух лет (с 13.09.97 до 12.09.99 гг.) у меня была возможность близкого контакта с доном Бернардо Антонини, который в то время был ректором Высшей Духовной семинарии в Санкт-Петербурге. Я работала на вахте, которая помещалась в центре семинарии. Мимо нее проходили семинаристы, преподаватели, и очень часто ректор.

Я тоже получила от него много добра и понимания. Особенно трудно мне было в первые месяцы, когда я только начинала работу: Я оказалась в совершенно новой обстановке, не знала никого из людей, не знала русского языка, а тут на вахте много разных дел, большое количество людей, телефонные звонки, и все говорят на русском языке… Много я допустила ошибок и недоразумений, отвечая на телефонные звонки и по другим поводам, но никогда не имела за это нареканий, не вызывала досады. Ректор дон Бернардо всегда оказывал понимание и снисходительность к моим ошибкам. Добрым словом он подбодрял меня и поддерживал мой дух.

Два года я наблюдала за образом мышления ректора: во время работы, в часовне, в общении с людьми. По моим наблюдениям, он был пламенным священником, без остатка посвятившим себя Богу и служению людям. Работал он много, не щадя себя. Следил за воспитанием семинаристов, делал доклады, каждый месяц проводил встречи с преподавателями, организовывал всевозможные симпозиумы и духовные упражнения для священников и монашествующих.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное