Мотор мы с сынком доставили и установили на катер вполне благополучно, хотя сноровки у нас было с гулькин нос.
Усадив мотор поплотнее на транец, я затягивал прижимные винты, а сынок у рулевого сектора ждал своей очереди проверить механизм переключения хода. Были мы оба благодушные, праздничные, нашлепывали босыми ногами по гладкому прохладному настилу, тяжелая работа осталась позади, если мы и нервничали, то нервничали тонко, так как, по правде говоря, не было уверенности в своей власти над механизмами и предстоял нам самый решительный в любительском судовождении момент — запуск мотора. Новичку подвесного мотора не завести, он его запускает с длительной и трепетной процедурой, почти как ракету с космодрома.
Там, во дворе, на ромашке, похлопывая мотор, я был преисполнен сил и знаний и смотрел на мотор, как бог на Адама, а здесь, на воде, я приглядывался к нему, как к сильному, прямому, но своенравному другу, и вспоминал, был ли я чист и бескорыстен в дружбе и мог ли поэтому рассчитывать, что и он меня не предаст. Проклятый утренний щелбан не давал мне покоя.
Мотор был ладен, сух и мускулист, как бегун на длинные дистанции, занимал он минимум при его мощности места, и я еще раз извинился перед ним, погладив большую щербатину на передней ручке: позавчера я с полного хода, увлекшись утром и скоростью, налетел на верхний трос большого полузатопленного невода, катер подскочил от удара, в наступившей тишине я услышал несущиеся из недальних камышей непереводимые на легальный язык рыбацкие возгласы, увидел в ясной толще воды бесконечную цепь поплавков, показавшуюся мне не менее как минным полем, а «Вихрь» до предела закинулся в моторный отсек, высоко задрал неподвижный трилистник винта, и алые капли ритмично падали с его лопастей в воду. Кусок дюралевой ручки улетел неведомо куда.
Когда я установил мотор на место, проверил, не появилось ли под кожухом лишних деталей, и дернул за стартер, он заработал как ни в чем не бывало. Я готов был расцеловать его в плоское темечко стартера, но помешали этому злость на собственное непростительное лихачество да еще сварливый дедок в пограничной зеленой шляпе, осыпанной рыбьей чешуей, подплывший из камышей на смоленой бударке.
— У тя что, друг ты мой славноберезовый, ухи мхом позарастали? Втремя оремо, а те хоб што, всю сеть порушил! Што замер-то, в мага́зин поспешай!
— Ты спокойнее, батя. Невод по всем правилам буйками ограждать надо.
— Каким-таким правилам? — сбавил горла дедок.
— А вот. Читал эту книжицу? То-то и видно. Придется мне в судоходную инспекцию заявить. Никаких правил, понимаешь, не соблюдаете! Да еще проход перекрыли!..
— Сумнительно насчет буйков-то… — дед затабанил, забарахтал веслами, как утопающий руками.
— А вот параграф. А вот и схема, как быть должно!.. Плохо, батя, ловите, невод перекосили, поплавки под воду ушли, кто же тут их, к черту, разберет? Рыбаки…
— Ты насчет невода не тянись! Ты, милок мой славноберезовый, за невод иначе, как через мага́зин, не рассчитаисси! — Дед на всякий случай отгреб от катера, сушил корявые легкие весла, и орал: — Такую подбору угробил! А где номер у тя? Где регистрация?! Гляди, кабы я сам в инспекцию не сообчил, гусар кривоколенный, одним мага́зином-то не отделаешься!
Я на самом малом газу подтолкнулся к деду, и он проворно залопатил веслами к камышам, успевая, однако, выкрикивать на ходу:
— Ты в город, милок, правь, как раз к открытию явисси, а за мной нейди, эвона весла у меня! Я тя запомнил, в мага́зин правь! Сюды нейди, эвона, у меня ребят двз лодки!
В тростниковых зарослях под платиновыми ветлами тарахтел на кунгасе дизелек, натужно гудела лебедка, которой затягивали на отмель невод, и подходить туда я не стал, вряд ли с тросом что-нибудь случилось, потому что обтекатель мотора был целехонек, только краска немного облупилась на месте удара.
Мне еще что-то кричали из тростников, но слушать хриплые голоса небритых сирен я не стал, я слушал мотор, добавляя помалу газ, пока он не запел свободно, с тонким раскатом, выведя катер на глиссирование, отчего встречная вода стала твердой, как шоссе…
…Подсоединяя к мотору дистанционное управление, я понял, что и волны мотор уважают: сегодня они набегали на ошвартованный к лавине катер с носа, шлепали под скулами, безалаберно лопотали между бортом и пристанью, но, подходя к корме, к мотору, почтительно причмокивали и, вздыхая, плавно расплескивались вокруг винта. Что и говорить!
Сынок уже закуксился у штурвала, пока я маялся с тягами и шплинтами, но тут на берегу появился человек, занимавший сынка больше, чем мог бы занимать его возникший наяву старик Хоттабыч. Впрочем, с Хоттабычем у этого человека было много общего. И, как всегда, он был не один.