Почти на нуле. Как преодолеть последствия эмоционального пренебрежения родителей и дать своему внутреннему ребенку то, что недополучили

Признаки и сигналы низкой самодисциплины

• Вы считаете себя ленивым.

• Вы медлительны.

• У вас большие трудности с дедлайнами.

• Вы склонны переедать, слишком много пить, спать или тратить.

• Вы утомлены скукой жизни.

• Вы стремитесь избегать рутинных задач.

• Вы злитесь на себя из-за своей склонности мало что заканчивать.

• Вы не реализуете свой потенциал.

• У вас низкая самодисциплина.

• Вы часто неорганизованны, хотя знаете, что можете лучше.

10. Алекситимия: плохое осознание и понимание эмоций

Если и существует один симптом, являющийся общим знаменателем эмоционального игнорирования, то это точно алекситимия. Она наблюдается в той или иной степени у абсолютно каждого эмоционально заброшенного взрослого. Слова «алекситимия» невозможно найти в большинстве словарей. Оно не употребляется широкой общественностью. Чаще всего его используют психологи и другие специалисты в области психического здоровья преимущественно для исследований.

Алекситимия подразумевает недостаточное понимание и осознание эмоций человеком. В ее крайней форме чувства для алекситимика вообще не поддаются расшифровке: ни его собственные, ни других людей. Алекситимик проживает свою жизнь без готовности или способности выдерживать или переживать эмоции. Я заметила, что многие люди с алекситимией имеют тенденцию быть раздражительными. Они склонны набрасываться на других, казалось бы, без причины, и это, конечно, создает им трудности в отношениях. Так они могут держать людей на расстоянии, даже если одновременно ужасно одиноки.

Непризнанные или невыраженные эмоции обычно перемешиваются друг с другом и выплескиваются в виде гнева. В конце концов подавленные чувства отказываются молчать. И тогда они прорываются небольшими струями раздражительности, которые ранят окружающих. Вот пример эмоционально заброшенного, крайне алекситимичного мужчины.

Кэл

Кэл, высокий худой мужчина, выглядевший почти истощенным, пришел на терапию в возрасте около 55 лет. Он был направлен своим лечащим врачом в 1999 году после того, как сказал ей, что собирается покончить с собой к концу тысячелетия. На первой сессии он ясно выразился о своем плане. Его злость и пренебрежительная манера поведения отличались неприкрытой резкостью. Эти враждебные эмоции – единственные, которые он был готов или способен выражать. Когда я лучше узнала Кэла, мне стало ясно, что он алкоголик и человек, явно не реализующий свой потенциал. Несмотря на степень в области инженерии, он работал мастером по ремонту бытовой техники днем и пил пиво по вечерам в одиночестве в своей квартире. Он никогда не был женат, не имел детей и жил один.

В течение нескольких лет Кэл фантазировал о собственном исчезновении. После месяцев терапии мой подопечный все-таки поведал о своей тайной фантазии: он хотел сбежать в глухой лес и жить отшельником, не предупредив семью, друзей и кого-либо, кто его знал. Он получал огромное удовольствие, представляя реакции грусти и шока всех, кто с ним знаком, когда они бы услышали о его исчезновении, какими обеспокоенными и расстроенными они могли бы быть и как бы они жалели о том, что он ушел.

Кэл имел двоих старших братьев, а его родители были все еще живы. На консультациях он выражал сильную неприязнь, граничащую с ненавистью, по отношению ко всей своей семье. Он не мог назвать причину этому. Но сообщил, что примерно за год до обращения за помощью отыскал и уничтожил каждую семейную фотографию, включая собственные детские. Он был не в состоянии объяснить свой поступок и не ответил на мое любопытство решительно никаким любопытством со своей стороны. Кэл также несколько раз получал испытательный срок на работе за раздражительно-резкое обращение с коллегами и клиентами.

Кэл все больше говорил на консультациях, и многое начало становиться на свои места. Он вырос в городке «синих воротничков» на севере штата Нью-Йорк. Его родители принадлежали ко второму поколению иммигрантов из Германии. Отец работал на заводе, а мать оставалась дома и воспитывала Кэла и его братьев. В их семье не было никакой жестокости. Кэла защищали, хорошо кормили и одевали. Когда я спросила о его отношениях с братьями, он ответил просто, что наслаждался игрой в бейсбол с ними, пока они не достигли среднего школьного возраста и не прекратили играть с ним. По сути, это был единственный пример какого-либо значимого взаимодействия, вообще когда-либо случавшегося в его семье. В ответ на мой соответствующий вопрос Кэл сказал, что на его памяти в семье никто никогда не кричал, не плакал, не обнимался, целовался, не прикасался, не подмигивал или выражал любые иные эмоции. Очевидно, он не знал языка эмоций. Представление о чувствовании попросту отсутствовало на экране его жизненного радара.