Почти счастливые женщины

– Подскочит тут, еще бы не подскочить. Дед твой звонил. Как думаешь, с хорошими новостями?

Аля мыла руки и не комментировала.

– Овдовел он, – из кухни крикнула Софья. – Умерла его любимая Галочка. Нюнился с полчаса, сопли развешивал: – «Соня, так тяжело! Соня, как мне теперь жить! Соня, я совершенно один!» Вот не понимаю, просто не понимаю этого человека. Я сына потеряла. Единственного сына. А ты мне про свое одиночество и чужую, почти незнакомую старуху. Ну умерла – царствие небесное. Судя по всему, хорошая была женщина – если столько лет с ним возилась. Соболезную, выражаю сочувствие. Но я-то при чем? У меня две груди оттяпали – где ты тогда был? А-а, вот именно. Две груди и единственный сын. И я, заметь, разжалобить тебя не стремилась и звонить тебе не звонила. И в трубку тебе пузыри не пускала. Нет, ну как тебе, а? Аль! Ты меня слышишь?

– Слышу, – ответила Аля, выйдя из ванной. – Чайник вскипел?

А через пару минут, уже за столом, жуя бутерброд, спокойно сказала:

– Ба, ну он же мужик! Они все такие. Ну растерян, расстроен, испуган. Ведь остался один. Ты сама говорила, что мужики жуткие трусы. У него ведь никого, да?

– Кто мужик? – рассмеялась ба. – Это ты о ком, Аля? О Льве Николаевиче? Ну ты меня развеселила! Ты предлагаешь мне его пожалеть? Да он просто сбежал под ее толстую жопу – спрятаться, пригреться! В сиськи ее здоровые уткнулся. А я была тут, одна! Без сына и, кстати, без сисек. И это такая обида, Аля… И она никогда не пройдет. Ладно, хватит об этом. Как в институте?

– Ба, это же не я начала, – укорила ее Аля и быстро добавила: – В институте все хорошо. Ба, а что у нас с платьем на выпускной? Как думаешь, серое польское сойдет?

– Не сойдет, – сухо ответила Софья Павловна. – Еще чего! Тебя в нем сто раз видели. Новое купим. И даже не возражай!

– А я и не возражаю, ты не заметила? – улыбнулась Аля.

Ба была очень бледной, бледнее обычного. Под глазами залегли темные тени. «Все-таки переживает, – подумала Аля. – Ругает деда последними словами, а переживает. Столько лет порознь, а все реагирует. Удивительно даже.

И он ей звонил. Нет, его-то можно понять: одиночество в старости – страшное дело».

Она вспомнила, как была счастлива Липа, когда они с мамой появились в ее жизни, несмотря на кучу хлопот и проблем, которые появились вместе с ними.

«Человек должен о ком-то заботиться, кого-то любить, – говорила мама. – Все равно кого. Ребенка, родителей, подругу, собаку или кошку. Иначе это не жизнь».

Вечером, когда ба ушла в свою спальню, Аля потихоньку достала альбом. Дедовых фотографий там было немного, но кое-что было. Например, свадебные. Ба в странной накидке на голове, типа вуали, никак не фата. Узкая, стройная, длинноногая. Лицо серьезное, глаза… не грустные – печальные. А дед весел и бодр. И как хорош! Высокий, тогда еще стройный – на более поздних уже с солидным брюшком, – шикарная темная грива вьющихся буйных волос откинута назад, орлиный гордый профиль, густые кустистые брови. Красиво очерченный рот и ямочка на подбородке – такая же, как у Алиного отца.

А вот глаза… Аля всматривалась в его глаза. Если у ба они были грустными, растерянными, печальными, то у деда… Ну как бы сказать? Пустые – так, что ли? Ну да. Нагловатые? Наверное. Вернее так – в них сквозило бахвальство. Не залихватство, а именно какое-то глуповатое бахвальство, словно он хотел сказать: «Я еще вам покажу!»

А что еще? А, важность! Точнее – значимость! Как будто уже тогда он все про себя понимал – и знаменитым буду, и уважаемым. И богатым. А ведь тогда он был никем, обычным внештатным сотрудником заводской газеты. И откуда такие гонор и уверенность? «Врожденные», – подумала Аля, убирая альбом. Ну и потом, он уже тогда понимал, что хорош собой, бабы сворачивали шеи. Ба сама говорила.

Ну да ладно, поздно, пора спать. Аля кое-что придумала. Точнее – решила. Умылась, улеглась, блаженно вытянула гудящие ноги, закрыла глаза и улыбнулась. «Ба, я, конечно, ничего не скажу, ни в коем случае. Иначе такое начнется – в страшном сне не представить».

Слава богу, есть Мосгорсправка, в конце концов, паспортный стол, район она знает, Юго-Запад, кажется, Тропарево.

Вот завтра после института и отправится туда.

Как там получится – кто его знает? Дед, конечно же, будет в шоке. Еще бы! Обрести взрослую внучку, к тому же немного похожую на его сына. Только без его, увы, красоты! Черты достались, а с красотой не получилось. Но все-таки она их породы, добрынинской, – иногда, и кажется с разочарованием, говорила ба.

Все получилось на удивление просто – будочка Мосгорсправки у метро «Профсоюзная» работала, и минут через двадцать у Али была справка.

В магазине набрала всяких вкусностей: «Вацлавский» торт, колбаса, ветчина, голландский сыр, банка бразильского кофе, груши, виноград. Заплатила столько, что вспомнить страшно. Но в сотый раз подумала: «Какое счастье, что все это есть! Пусть дорого, малодоступно, и все же! Чудо какое-то – просто зайти в магазин и без «заднего крыльца», унизительных просьб и тайных знаков! И главное, безо всяких очередей! В общем, слава Гайдару!»