Почти счастливые женщины

Аля спустилась в метро. На станции «Юго-Западная» ей показалось, что она за городом – так пахло свежестью и лесом, промытым после дождя. Красота! И что ба так держится за центр? Вот Аля с удовольствием переехала бы сюда, «на край света», как говорит ба.

Она бодро зашагала к дому, где жил ее дед. Перед домом присела на лавку, перевести дух, ну и вообще… подумать.

Вот теперь она по-настоящему растерялась – зачем приехала, зачем притащила этот дурацкий пакет? Кто ее ждет? Человек, который забыл собственного сына и бросил больную жену? Да наверняка этот Добрынин тот еще фрукт. Ба всегда права, а мужа бывшего знает как облупленного. «Ладно, ну не сбегать же, в конце концов! Как будет, так и будет, – решила Аля. – Назад пути нет». И она вошла в подъезд.

Нажав кнопку звонка, услышала шаркающие шаги и дряхлое, старческое:

– Кто?

– Это… к вам… – она замялась, не зная, как продолжить.

– А! Из поликлиники?

Защелкал замок, брякнула цепочка, и на пороге появился высокий, но сгорбленный старик с трясущимися руками.

Он смотрел на Алю водянистыми, светлыми, ничего не выражающими глазами.

– Вы кто? – спросил он. – Я вас не знаю. Вы новенькая? Вы от Инны Леонардовны?

Аля выдавила:

– Новенькая.

И это была, между прочим, правда. Для него она точно была новенькой.

– Прошу, – галантно поклонился старик и тут же укорил: – Жду вас, миледи, с самого утра!

Они прошли на кухню.

«Зря, – вертелось у Али в голове. – Ох как зря! Надо было слушать ба. Вот как теперь выкручиваться, как начать разговор?»

Дед сверлил ее своими стальными глазами, кажется, сомневался – ту ли он впустил, не ошибся?

Аферисткой выглядеть не хотелось. Ни минуты.

Аля откашлялась и начала:

– Лев Николаевич, вы только не волнуйтесь, я вас умоляю! Я не из поликлиники и не от Инны Леопольдовны.

– Леонардовны, – машинально поправил старик.

– Да, Леонардовны, – послушно поправилась Аля, удивляясь его терпению. Другой бы уже стал звонить в милицию. – Дело в том, что я ваша внучка. Алевтина Добрынина. Дочь вашего сына. Вы же помните, что у него был ребенок?

Дед осторожно кивнул. Это ее ободрило, и она продолжала:

– Ба… Ой, Софья Павловна мне рассказала, что вы звонили. Что у вас горе, вы потеряли супругу.

Глаза старика наполнились слезами. Но он продолжал молчать.

– Я решила вот к вам приехать. Ну просто так, поговорить. Помочь, если нужно. – Она встрепенулась и вытащила из сумки фотографии. – Вот, посмотрите! Вчера взяла в альбоме. В зеленом, помните?

Лев Николаевич взял фотографии, немного скривился, просмотрел их мельком и тут же бросил на стол. Сел напротив Али и принялся ее разглядывать. Аля, измученная и выжатая, словно лимон, опустила глаза.

Лев Николаевич неожиданно улыбнулся.

– Фотографии вы привезли зря, обошлись бы без них. Потому что вы очень похожи на мою мать, Полину Васильевну Добрынину, в девичестве Курину. Просто молодая Полечка, ей-богу! – И по его лицу покатились слезы.

Аля осторожно погладила деда по дрожащей руке.

Тот вытер слезы и снова в упор посмотрел на гостью:

– И давно? – сухо спросил он. – Давно ты у нее? Я имею в виду у Соньки? Когда ты у нее появилась?

– Давно. С двенадцати лет. Мама умерла, когда мне было одиннадцать. Потом я жила с бабой Липой. Она нам далекая родня, даже почти не родня. Просто приняла нас – и все. А потом умерла баба Липа. Она старенькая была, больная. А меня готовили в детский дом. Я же сирота. Отправили запрос в Москву, и выяснилось, что мой отец давно умер. Простите.

Но Лев Николаевич даже в лице не изменился. Аля продолжала:

– А потом, перед самым отъездом в детдом, в Клин приехала бабушка Софья Павловна. Как-то они ее нашли, ну, и уговорили приехать.

– Уверен, что уговаривали долго, – буркнул Лев Николаевич. – Так, и что было дальше?

– Да ничего. Подготовили документы, и она меня забрала, вот и все. Мы стали жить вместе. Я ходила в ту же школу, что и… ваш сын, мой отец. Потом поступила в педагогический. В этом году оканчиваю, через неделю защищаю диплом. Вот, собственно, и все. Ну это так, в двух словах. Конспективно. – Аля попыталась улыбнуться. Улыбка получилась кривоватая. Жалкая.

– Значит, давно, – усмехнулся он. – Ну что ж, вполне в ее стиле – присвоить. Даже общую внучку. Единственную, заметь! Ну что ж, ничего нового я не узнал. Ну и как ты с ней? Характер-то у нее ого-го! Уж кому, как не мне, это знать.

– У нас все прекрасно, – горячо заверила Аля. – Ба замечательная – тонкая, умная. Никогда на меня не давит, всегда дает самой принимать решения! Не лезет в душу. Она вообще удивительная! Такой силы человек, такой души!

– Души? – переспросил Лев Николаевич и рассмеялся. – Ох, милая! Кажется, Сонька и тебя обаяла! В этом деле она большой спец, ты мне поверь.

– Она правда чудесная. По крайней мере, для меня.

– Ну и ладно. – Он хлопнул ладонью по столу. – Бог с ней, с Сонькой. Расскажи о себе. Ты, кажется, Алевтина?

Аля разбирала пакеты, а дед охал и ахал, а потом они пили чай и разговаривали.

Лев Николаевич прожил долгую и не такую уж счастливую, как могло бы показаться, жизнь.