— Так, поднимаем нашу бедовую голову, кладем в рот таблетку, теперь мелкими глоточками запиваем, глотаем. Так, хорошо. В следующий раз не будешь запивать болеутоляющее пивом, горе ты мое луковое. Теперь вылезай, аккуратно, руку давай.
Галицкому было стыдно, но он все-таки оперся на подставленное ему плечо и, закрыв глаза, чтобы не резал свет, послушно пошел туда, куда его вели, нежно и бережно. Ганна усадила его на пассажирское сиденье и аккуратно опустила спинку, чтобы привести кресло в полулежачее положение.
— Извини, сзади, наверное, было бы удобнее, но так я смогу за тобой наблюдать. Да и чтобы ты сидел рядом с Адрыяном Карповичем, мне совсем не хочется. Все, расслабься и постарайся уснуть. Минут через двадцать лекарство подействует. И не геройствуй больше на пустом месте, не нужно это никому.
Сквозь неплотно сомкнутые веки Галицкий видел, как она закрыла дверь, обежала машину, уселась на водительское место, выключила аварийку, включила поворот и плавно выехала на шоссе. Конечно, он знал, что она умеет водить, просто у него никогда не было возможности оценить, как именно она это делает.
Ганна вела ловко и уверенно, полностью сосредоточившись на дороге, смело идя на обгоны, но не рискуя. Вождение машины просто было еще одним делом, которое она делала хорошо. Убедившись в этом, Галицкий позволил себе закрыть глаза и провалился в полусон, тревожный и от того прерывистый.
В этом полусне в мозгу то и дело вспыхивали какие-то сигнальные лампочки, и совершенно из ниоткуда всплывали разрозненные обрывки мыслей, несвязные и непонятные:
«Красавчик ее лыжи склеил в последний момент?»; «Меня там не было, когда эта дурища приходила…»; «…сообщил, что завтра приедет в Витебск и появится в «Лiтаре» в районе обеда…»; «…он закрыл их общий счет и потратил все деньги, которые на нем лежали»; «…дом в Лондоне…»; «Это же так просто. Приехать в другой город, оглушить женщину ударом по голове и задушить ее в кустах…»; «Найду куда. На тебе одном свет клином не сошелся»; «К матери убиенного писателя? Ганка ходила? Зачем? И как она ее нашла?»; «Мне через три дня в Берлин лететь…»
Обрывки предложений всплывали из памяти, ввинчивались в мозг, оставляя легкое головокружение. Боль, как ни странно проходила, успокаивалась, сворачивалась кольцами, как большая змея, прячущаяся в теньке от зноя, но готовая в любой момент выстрелить из своего укрытия, чтобы снова напасть. Галицкий убаюкивал головную боль, словно уговаривая ее отпустить его на свободу. Но взамен ее, стремительно теряющей позиции, в голове росло что-то новое, непонятное, а от того страшное в своей непредсказуемости.
Галицкий то проваливался в сон, то просыпался, пытаясь понять, откуда и зачем к нему приходят эти терзающие фразы. «Красавчик ее лыжи склеил в последний момент…» Это спросил Гарик, когда Галицкий сказал, что планам Милены уехать вместе с любовником в Испанию не суждено было сбыться. Откуда он знал, что Вольдемар Краевский красавчик. По словам Гарика, он никогда в жизни не видел незадачливого писателя, лишь слышал о нем со слов жены своего друга. Получается, что все-таки видел? Или это просто совпадение, а слово «красавчик» было произнесено просто так, случайно?
«Меня там не было, когда эта дурища приходила…» Когда Ганка встретила в издательстве плачущую Алесю, Гарика не было на месте. Он вошел в коридор, когда Петранцова уже рыдала в туалете… Но где он был? Павел Горенко всегда приезжал на работу в одно и то же время, гораздо раньше Галицкого. А тут отчего-то задержался? Почему? Не был ли он в квартире убитого писателя? И если да, то не он ли произвел роковой выстрел?
Дзеткевич сказал, что Гарик пообещал появиться в «Лiтаре» после обеда. Однако из Москвы он уехал накануне днем и должен был приехать в Витебск часов в десять-одиннадцать вечера. Где он провел ночь? Почему обманул Дзеткевича? Или он задержался в Москве, к примеру, сказал, что уезжает в командировку, а сам поехал к какой-нибудь из любовниц? Или все-таки он приехал вечером и отправился к Алесе Петранцовой? Если так, то что произошло между ними той ночью и не из-за этого ли на следующий день Алеся была убита? Получается, что убийца — опять Гарик?
Павел Горенко — давний друг, надежный партнер, второе «Я» Галицкого — убийца, повинный в смерти двух человек? От этой мысли головная боль слабо пискнула и бесследно сгинула, освободив поле боя. Галицкий резко сел и поднял спинку кресла в вертикальное положение.
— Ты что? — с тревогой посмотрела на него Ганна. — Тебе плохо? Или хорошо?
— Мне просто отлично, — проскрипел он, не зная, куда деться от своего ошеломляющего открытия.
— Пустить тебя обратно за руль?
— Нет, я должен подумать. Смотри на дорогу и не мешай.
— Да ради бога, — Ганна пожала плечами и демонстративно надулась, но ему сейчас было не до ее обид.