Под большевистским игом. В изгнании. Воспоминания. 1917–1922

Первый визит мой в Берлин был намечен к генералу Потоцкому, которого я знал только заочно. Адрес его, конечно, мне был известен. Это был какой-то отель на Фридрихштрассе[111], и я предполагал, доехав до конечного пункта дороги, без труда найти, что мне нужно. Участившиеся остановки поезда, сопровождаемые постепенным опустением вагона, я объяснял себе пригородными станциями Берлина и решил выждать выхода последних пассажиров. Но вот миновала станция Зоологический сад, Фридрих штрассе, еще какая-то. Хотя я и не имел понятия о плане Берлина, но эти названия ясно свидетельствовали, что мы уже в городе. Выждав еще одну, я вышел наудачу, не помню хорошо, где именно. Спустился вниз на улицу и у первого попавшегося на глаза носильщика спросил, как мне пройти на Фридрихштрассе. Он ответил, что мне надобно сесть в поезд Ringbahn, и выйти на третьей станции. На мой вопрос, что нельзя ли пройти пешком, он критическим взором окинул мой туго набитый альпийский мешок и саквояж и объяснил мне, что до Фридрихштрассе по крайней мере два километра и мне с вещами не дойти. Это было мое первое приключение, как я называю, пошехонского характера, но не последнее, так как впоследствии не один раз незнанье заграничных порядков сопровождалось подобными недоразумениями. Но беда была невелика: поезда Ringbahn ходили каждые две минуты, и билет стоил всего лишь 20 пфеннигов, и я через четверть часа был уже на Фридрихштрассе, где без труда нашел искомый отель.

Генерала Потоцкого не было дома, кроме него мне не к кому было обратиться, и я решил его ждать. Слава Богу, что отельная администрация, несмотря на мой мало презентабельный вид, допустила меня в здание, а то бы мне пришлось ждать на улице. Чтобы не пропустить Потоцкого, я расположился в коридоре у дверей его номера, не решаясь покинуть этот пост, хотя голод уже порядочно давал себя знать: ведь после утреннего кофе и легкой закуски, предложенной мне американским полковником еще задолго до полудня, я ничего не ел, а шел уже шестой час.

Часа через два такого ожидания в коридоре показался высокого роста очень моложавый блондин с энергичными, правильными чертами лица, мельком окинул меня, как мне показалось, недоумевающим взглядом, и, остановившись у двери, против которой я сидел на своем мешке, стал отворять ее. Сомнения не было: это был генерал Потоцкий.

– Вы генерал Потоцкий? – спросил я его и на его утвердительный ответ назвал себя.

Он не встретил меня такими откровенными словами, как Довбор-Мусницкий, но прием его своей сердечностью напомнил мне только что пережитое мной в Познани. Он тотчас же предложил мне, в ожидании лучшего, разделить с ним его номер, в котором, кроме кровати, была еще софа, причем хотел уступить мне кровать, на что я, конечно не согласился. На столе появились всякие вкусные консервы и горячий чай.

Потоцкий был уже знаком с моими приключениями, так как прочел записку, представленную мной через него генералу Щербачеву, и мне оставалось только рассказать ему, каким способом удалось мне покинуть Польшу и какой прием оказал мне Довбор-Мусницкий в Познани.

Он, со своей стороны, сообщил мне, что в Берлине находился уже генерал Монкевиц, командированный из Парижа Щербачевым для участия в междусоюзнической комиссии по ликвидированию наших военнопленных, находящихся еще в Германии, и что к работам этой комиссии предполагается привлечь и меня.

Глава III. В Берлине

Около девяти часов утра следующего дня мы с Потоцким отправились в его миссию, которая временно помещалась в здании бывшего нашего посольства: 20, Унтер-ден-Линден{187}. Здание это после позорного Брестского мира было занято большевистским посольством, но после поражения Германии и с прибытием союзных представителей большевики должны были убраться восвояси, и помещение опустело.

Как я узнал уже на месте, миссия генерала Потоцкого, действовавшая под флагом Красного Креста, возникла исключительно благодаря его личной инициативе.

Потоцкий и персонал его миссии прибыли в Берлин из Киева в числе пассажиров тех четырех поездов, которые немцы, отдавая Украину во власть петлюровцев и большевиков, предоставили русским беженцам{188}, которых ожидала как с той, так и с другой стороны короткая и жестокая расправа.

Полное трагизма, по рассказам счастливцев, попавших на эти поезда, было следование их по Украине, при полном расстройстве железнодорожного движения, с частыми и длинными остановками на станциях, переполненных ордами разнузданной солдатни. Только присутствие немецких солдат, сохранивших еще кое-какую дисциплину, спасало беженцев от насилия.

Несколько дней тянулось это полное тревоги путешествие; вздохнули беженцы свободно только тогда, когда прибыли в пределы хотя и революционной, но сохранившей внутренний порядок Германии.