Под миртами Италии прекрасной

Но вернемся к нашей теме. На «Монте Тестаччьо» покоятся еще трое людей, которых знал Пушкин. Один из них — Захар Григорьевич Чернышев, родственник поэта, декабрист и брат декабристки Александры Григорьевны Муравьевой, которой Пушкин доверил отвезти свое стихотворное послание в Сибирь. Захар Чернышев после каторжных работ и поселения в Якутии был переведен рядовым на Кавказ, где в 1829 году виделся с ним в последний раз Пушкин. Запись в регистре позволила установить точную дату смерти декабриста — 23 мая 1862 года. Могила Чернышева не сохранилась. Но его имя и фамилия высечены на каменной доске, установленной на Аврелиановой стене. Под ней — оссуарий с останками тех, чьи захоронения за давностью лет, безвестностью и безнадзорностью были уничтожены. Этой участи избежала каменная плита с именем княжны Прасковьи Петровны Вяземской (21 февраля 1817 — 11 марта 1835), Пашеньки, дочери больших друзей Пушкина П. А. и В. Ф. Вяземских. Мы обязаны этим итальянской русистке, грузинке по происхождению, Н. М. Каучишвили — автору ряда публикаций по истории русской литературы и культуры, в том числе книги «Италия в жизни и творчестве П. А. Вяземского». В дирекции «Монте Тестаччьо» мне показали ее письмо, в котором она обращала внимание на то, что Прасковья Вяземская — дочь известного русского поэта. Время сделало плохо различимыми надпись и фамильный герб. Напрасно расчищавший дорожки и поливавший цветы рабочий, желая помочь мне и надеясь, что, если сфотографировать мокрый камень, надпись проступит на снимке отчетливее, смачивал ее водой.

Под большой темно-красного гранита плитой покоится на «Монте Тестаччьо» Софья Алексеевна Раевская, урожденная Константинова, — внучка М. В. Ломоносова и вдова героя Отечественной войны 1812 года генерала от кавалерии Н. Н. Раевского. Пушкин был в дружеских отношениях со многими членами этой семьи, а для самой Софьи Алексеевны хлопотал после смерти ее мужа пенсию.

Одна из дочерей Раевских, Елена, похоронена в старинном, построенном в конце XVI века, кафедральном соборе Сан Пьетро Апостоло во Фраскати — живописнейшем городке в окрестностях Рима.

Мои коллеги журналисты шутили, что я поставил перед собой неосуществимую задачу — обойти все церкви в Италии. Но в этот собор я зашел почти случайно.

Стояла осень — время сбора винограда (Фраскати славится своим белым, разумеется, сухим вином) и приуроченных к нему праздников. В городках, объединяемых общим названием Кастелли Романи — Римские замки, потому что вокруг замков они когда-то возникли, улицы были заполнены веселящимся народом. Всюду продавался — оптом и в розницу — виноград. Реками лилось молодое вино, но при этом мы не встретили ни одного пьяного.

Теперь виноград давят, конечно, в основном механическим способом. Но те, у кого сохранились старые деревянные чаны, вынесли их наружу, и парни с гиканьем, прибаутками, иногда рискованными, под смех собравшейся толпы совершали еще языческий ритуал, погружая ноги по колено в густое виноградное месиво. В городке Колонна даже над головой висели огромные виноградные гроздья, протянутые гирляндами через главную улицу. В другом городке, Марино, на площади разыгрывалась легенда о том, как его жители обнаружили, что из фонтана вместо воды забила струя вина. Во Фраскати в витрине винной лавочки вместе с бутылками были выставлены пряники в виде фигурок женщины с тремя грудями. Хозяин охотно рассказал, что лавочка была открыта «ровно 108 лет назад» его бабкой, а пряники изображают женщину, у которой, тоже по местной легенде, в двух грудях было «как у всех молоко, а в третьей — вино».

Тут наше внимание привлекла гурьба ребят и девушек с музыкальными инструментами, поднимавшихся по ступеням собора. Мы последовали за ними. Оказалось, что они шли репетировать предстоявшее вечером представление на темы жизни Святого Франциска Ассизского, который наряду со святыми деяниями прославился поэзией, воспевающей природу и все живущее и растущее на земле.

В соборе, на первой слева от входа колонне, прикреплена мраморная доска. Разбирая текст латинской эпитафии, дошел до имени — Елена Раевская. Полагают, что это ей могло быть посвящено стихотворение, написанное молодым Пушкиным во время его поездки с семьей генерала Раевского в Крым в 1820 году:

Увы, зачем она блистаетМинутной, нежной красотой?

Она приметно увядаетВо цвете юности живой…

Болезненная Елена Раевская намного пережила поэта, скончавшись, как значится в эпитафии, «за четыре дня до сентябрьских ид (что в переводе с древнеримского солнечного календаря соответствует 10 сентября. — Н. П.) 1852 года».

Подошел настоятель и стал рассказывать о том, как во время второй мировой войны Фраскати подвергся бомбардировке и одна бомба попала в собор. Эта колонна с доской уцелела, но вделанный в нее образок выпал, и его не нашли в обломках. Теперь он заменен приблизительной копией, так же как заменена стеклышком одна из долек синего камня, образующих по его краям крест.