Под покровом небес

Гришка иногда посматривал на Лукича — не будет ли он смеяться над его голосом. Лукич умел делать все, кроме одного — он не умел петь. И Гришка никогда не слышал, чтобы он когда-нибудь даже попытался это делать. Но, видимо, действительно что-то начало меняться в их мире, если обычно плотно сжатые губы Лукича вдруг зашевелились, и он зашептал:

Шумит золотая,поет золотая,моя золотая тайга!

Не менее удивительным было и то, что когда они, доехав до места, выгрузив вещи и выпустив собак, не стали препираться насчет собаки, а Лукич сам предложил:

— Хочешь Угбу? Отрабатывай — тащи вещи в избушку. И с Семена в этот сезон не бери собольков… Не смотри, что ходит она как увалень. Она у тебя соболятница.

— А как же вы? Вас двое, а собака одна? — Гришка, не веря своему счастью, запустил руки в густую шерсть Угбы. Стал почесывать ей за ухом, шею, бока.

— Дома у нас растет смена. Правда, Вовка? — Лукич подмигнул сыну. — А этот сезон одним Самуром обойдемся. Снег глубокий. По переменке с Вовкой будем на лай бегать.

Втроем получалось быстрее перетаскивать вещмешки с поклажей. Да и настроение было совсем другим. Приподнятым. А это придавало дополнительные силы.

Вовка, не бывавший в родных местах восемь месяцев, с радостью узнавал подзабытое: и тропу, и тайгу, и низину, и Большой хребет. И уже совсем не стесняясь — душа требовала — пел все ту же песню про тайгу. Но жизнь, как известно, распоряжается по-своему. Неладное Лукич почувствовал, когда они, миновав болотистую низину, начали подниматься на Большой хребет. Самур сначала насторожился, к чему-то прислушиваясь, а потом рванул по тропе вперед. Уже вдалеке он пару раз гавкнул, потом наступила тишина.

Лукич внимательно осмотрелся, снял с плеча карабин. Вовка петь перестал, клацнул затвором мелкокалиберной винтовки, вставил патрон в патронник, вогнал его затвором в ствол. Чужих следов Лукич не обнаружил. Прислушался. Было тихо. Лукич повесил карабин на плечо, поднял вещмешок с сухарями. Метрах в ста от избушки Угба затявкала, ускорила свой шаг. Лукич почувствовал запах дыма. Он опять положил вещмешок на снег, снял с плеча карабин, рукой показал, чтобы Вовка с Гришкой стояли на месте, бесшумно двинулся по тропе. Сделав шагов тридцать, он замер. Ему навстречу выскочил Самур, а вслед за ним Грай — кобелек Семена. Он ускорил шаг. У избушки вокруг Угбы крутился кобель Ламы, из трубы шел дым. Лукич открыл дверь, чуть пригнулся, заглянул внутрь.

— Вы что, совсем здесь прописались? — с улыбкой сказал он.

— Здорово, Сергей Лукич! — обрадовались его приходу Лама и Семен. — Заходи, вовремя пришел, скоро каша будет готова.

Увидев Вовку с Гришкой, Лама с Семеном обрадовались.

— Ты уже знаешь? Подкрепление привел, — сказал Семен.

— Что знаю? — спросил Лукич, пристально посмотрев на него. — Да не тяни, говори!

— Да как тебе сказать. Одним словом, нашествие. С соседнего района к моему участку приближаются китайцы. Бульдозером сгребают снег. Такая огромная механическая рука берет ствол дерева, пила пилит под самый корень, тут же срезает ветви, верхушку. Минута, и пожалуйста тебе готовое бревно. Срезают все подряд, после них голая степь — ледяная пустыня остается. Командиром у них сын заведующей из нашего сельмага. Бывшая, которая самогоном торговала вместо водки.

— Торба, — сказал Вовка, задумавшись.

— А ты откуда про это знаешь? — спросил Лукич у Семена.

— Как откуда? Сначала не мог понять, откуда гул. То есть, то нет. А потом понял. Ветер с той стороны — гул. Нет. И не слышно ничего. Я забрался на скалу, смотрел в бинокль, потом подобрался поближе, — рассказал Семен.

— Вместо того, чтобы охотиться, ты шпионажем занимаешься, — попытался пошутить Лукич.

Кашу ели молча, потом, когда начали пить чай, Лукич сказал:

— Значит, так. Ты, Гришка, оставайся с Угбой в избушке, пока мы не вернемся. Отдыхай, и собака к тебе привыкнет. А мы выходим прямо сейчас. Вовка, ты себе маскхалат взял?

В ноябре день короток. В тайге тем более. Вначале пятого дня уже начало темнеть. К избушке Семена подошли уже в полной темноте. Привычно растопили печку, сварили ужин, вскипятили чайник. Избушка Семена по площади была почти такая же, как у Лукича, но крыша-потолок была низкой. Приходилось либо сидеть, либо пригибаться, чтобы не удариться головой.