Под покровом небес

У Вовки, отвыкшего за время, проведенное в городе, от таежных условий, мелькнула мысль: «И зачем им все это нужно? В городе и электричество, и горячая ванна, и готовая еда в „Макдоналдсе“… Особенно Семену. Он же инвалид?! Лежал бы на диване, смотрел бы телевизор, попивая пивко?» Но было в этой картине что-то такое, что заставляло дрогнуть молодое Вовкино сердце, что по дороге в тайгу заставляло его петь. И было это знакомым, узнаваемо-родным с самого детства. С того момента, когда он стал ощущать себя. И это было с ним всегда. Даже когда он был далеко в городе, оно, это чувство, было с ним. Пусть в подсознании. Пусть где-то в глубинах его памяти. И это чувство — Вовка даже и не мог назвать, что это было за чувство, — но это была любовь. Любовь к тайге, любовь к Большому хребту, любовь к этим людям. Может быть, некрасивым, заросшим щетиной, одетым в стеганые штаны, телогрейки, пахнущим табаком, костром, потом, но родным. И Вовка, несмотря на предстоящее, почувствовал в душе умиротворение, покой. Он почувствовал себя дома, среди родных ему людей, которые надежны, как никто в этом мире, которые, не спросясь, молча отдадут свою жизнь за него. И он, Вовка, понял, что и он готов отдать свою жизнь за них. И за весь этот окружающий его таежный мир.

Утром, доев вчерашнюю кашу и напившись чаю, они вышли из избушки. Впереди, показывая и прокладывая путь, покатил Семен. За ним шел Вовка, потом Лама. Лукич шел последним. В этих местах он бывал всего несколько раз за все время охоты на Большом хребте. Это был участок Семена. Он был относительно ровным, как может быть ровным склон Большого хребта: не было глубоких логов, за исключением Сухого лога, который был естественной границей участка Семена. За Сухим логом в былые времена до самого горизонта простиралась тайга. Росла она на пологих горах, была удобна для лесоразработок — легко валить лес, вывозить его. Но леспромхоз располагался в тридцати километрах от Сухого лога, лес валили в других направлениях, ближе к шоссейной дороге, которая рассекала соседний район пополам.

К полудню вышли на скалу, откуда как на ладони просматривалась местность за Сухим логом. Было все понятно и невооруженным взглядом. Прозрачный солнечный ноябрьский день установился на несколько коротких часов. И все просматривалось на многие десятки километров. Но Лукич поднес к глазам бинокль. И не узнал это место. До самого горизонта, где раньше стояла вековая кедрово-лиственничная тайга, простиралась заснеженная пустыня, на которой, как после страшной войны, дымились дальние костры, двигались бульдозеры, лесовозы, копошились люди, а посредине стояла жуткая многосотметровая стена, сложенная из бревен.

— Теперь понятно, откуда у меня в низине появился соболёк… Да и волк тоже с этих мест, — сказал задумчиво Лукич.

— Дай гляну, — сказал Лама.

Лукич снял висевший на шее бинокль, передал Ламе. Тот стал смотреть в бинокль, губы его беззвучно шевелились. Потом взял бинокль Вовка. Он долго рассматривал удручающую картину.

— Торба. Это его джип. Таких в городе один-два. А здесь и подавно. Это он, — Вовка отдал бинокль отцу.

Лукич опять стал смотреть в бинокль.

Огромный гусеничный бульдозер медленно начал двигаться в сторону Сухого лога, прокладывая дорогу в глубоком снегу. За ним двинулся трехосный «Урал» с большим тентованным кузовом. А вслед за ним покатил джип.

— Ну, пойдем встречать гостей, — сказал Лукич. — Семен, веди нас к Сухому логу. Вот только кобелей бы попридержать, чтоб нас не выдали.

Лукич посмотрел на сына.

— Ты жениться не передумал?

— Нет, — ответил Вовка, не понимая, к чему клонит отец.

— Если сын родится — назови его в честь деда. Лукой. — Лукич помолчал, посмотрел в сторону Сухого лога. — Вовка, ты сейчас вернешься в избушку, с Гришкой поедете в деревню, оттуда в сторону райцентра, поднимитесь на перевал — помнишь, откуда телефон берет. И звони брату.

— Я ему звонил, когда матери операцию сделали. Он не отвечал.

— Звони, пока не дозвонишься… Расскажи, что у нас тут происходит. Понял? — строго спросил Лукич.

— Понял. Только чем он поможет?

— Твое дело дозвониться, — отрезал Лукич. — Не трать время. Иди прямо сейчас.

Когда Вовка ушел, Лукич отпустил с поводка Самура. Самур метнулся по следам вслед за Вовкой, но вскоре вернулся к Лукичу, сел на снег перед хозяином, не понимая, что происходит. Лама и Семен тоже отпустили с поводков собак.

Лукич посмотрел на друзей, сказал:

— Скоро начнет темнеть, пора начинать. Ты, Лама, поднимись повыше по склону. Метров на двадцать. А ты, Семен, спустись ниже. Замаскируйтесь и ждите, как на солонцах… Я один раз стрельну. Предупрежу, что мы здесь. Если они там не совсем обезумели, то не полезут сюда. Ну все, — закончил Лукич и стал смотреть в бинокль.