Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Талантливый юрист, Этьен Паскье был представителем первого поколения историков-эрудитов. Помимо прочих заслуг ему принадлежит слава разрушителя «каролингского мифа». Он убедительно показывает источник ошибки — компиляцию Винцента из Бове[258]. Подавляющее большинство исторических аргументов Луазеля можно найти в более развернутом виде у Паскье. Значит ли это, что Луазель выступил в роли компилятора или даже плагиатора? Все не так просто. Ведь первая публикация данного пассажа относится к изданию 1590 года, а в дополненном виде «Разыскания» Паскье выйдут лишь после смерти автора. Таким образом, Луазель выступает в роли популяризатора, впервые знакомя широкую публику с концепцией Паскье. Однако не исключено, что Луазель мог рассматривать себя в роли соавтора. Оба адвоката не просто дружили, но вели интенсивную переписку. В 1602 году Луазель назовет свое произведение «Паскье, или Диалог адвокатов Парижского парламента»

[259] (к нему мы еще вернемся в конце книги).

Университет, продолжает Луазель, вовсе не считает Карла Великого своим святым патроном, только германская нация ежегодно празднует день его памяти, а у других наций имеются свои, более древние покровители[260]

.

Отметив, что в Галлии всегда была в чести образованность, Луазель признает, что в эпоху «первой молодости» церкви императоры занимались управлением школами, равно как и многими другими вещами, которые потом станут прерогативой церкви. Однако уже при Хлодвиге забота о школах находилась в руках церкви, в особенности епископов и аббатов, которым мы обязаны сохранением книг, образованности и науки. Не существовало в ту пору иных школ, кроме церковных и монастырских, и потому словом «клирик» именовали любого образованного человека. Руководители соборной школы — схоластики — пользовались особым почетом, часто становились епископами или аббатами. Славу Парижу принесла школа Нотр-Дам, а также школы при коллегиальных церквах Сен-Жермен-де-Пре, Сент-Оноре, Сен-Мери, Сен-Марсель и особенно школа в Сен-Виктор, обители, основанной регулярными канониками при короле Людовике Толстом. Она прославилась добродетелями и знаниями мэтров Гуго, Адама и Ришара. Луазель вспоминает и об усилиях других магистров, прежде всего Петра Абеляра, благодаря которому, по свидетельству Оттона Фрайзингского, парижская образованность прославилась во всем христианском мире. Изобилие школ и наплыв все новых ученых привели к созданию «прекрасного большого университета в период правления Людовика Молодого». Именно в это время, а не ранее начинается слава Парижского университета, хотя еще не существовало ни статутов, ни коллегий, а в школах царил беспорядок. Среди множества профессоров и студентов, представлявших различные народы, часты были ссоры и заговоры (Луазель приводит пикантные подробности, цитируя «Хронику» Жака де Витри). Чтобы избежать вражды и распространения ереси, решено было объединить всех ученых и учащихся в союз, создав для них единый устав, регламентирующий одежду, характер лекций, диспутов, похоронных процессий и так далее.

Я не сомневаюсь, что решающую роль в этом сыграл Петр Ломбардский, память которого ежегодно отмечают бакалавры теологии, собираясь в церкви Сен-Марсель, где он похоронен[261].

При папе Иннокентии III была назначена комиссия из восьми магистров для редактирования статутов. Это, по словам адвоката, не значит, что короли не поддерживали университет. Так, напоминает Луазель, Филипп II причислил студентов к клирикам, распорядившись, чтобы они были подсудны только епископу. С тех пор парижские прево клялись представителям университета соблюдать их привилегии. В хартиях можно найти свидетельство того, что Филипп II по просьбе папы Иннокентия III велел обнести стенами квартал, который будет называться университетским.

Итак, подводит итог Луазель, образованностью славился Париж и до Карла Великого, но университет, состоящий из факультетов и «наций», имеющих свои регламенты и статуты, появился много позже — в конце XII века.