Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Шестой подвиг университета, как считает парижский адвокат, относится ко времени противостояния папы Бонифация VIII и французского короля Филиппа IV Красивого. Впрочем, Луазель пропускает неудобный для его концепции эпизод, в котором папа, с точки зрения парламента как выразителя королевских интересов, играет неблаговидную роль[275]. Адвокат лишь отмечает, что когда король Филипп V созвал в Париже депутатов сословий, все принесли ему клятву верности, кроме университета, не имевшего обыкновения присягать светским властям. Луазель вскользь упоминает о коллизиях времен Филиппа VI Валуа с участием Пьера де Кюиньера[276] и о книге «Сон виноградаря» — все это происходило при участии университета, к которому во всех важных делах обращались часто, особенно во времена Карла VI

[277]. Но в это время университет «был судьей и арбитром королей и государей, поучал пап, председательствовал на соборах, стоял у кормила корабля христианского мира во время схизмы и разделения между папами»[278]. Все подвиги университета, по мнению Луазеля, носят духовный характер, и великий ущерб причиняют те, кто относит университет к мирянам. Когда Людовик XI пожелал составить списки студентов, дабы сделать из них солдат, ректор Гийом Фише этому противостоял столь доблестно, что заслужил похвалу римского папы Пия II. Среди героических деяний университета адвокат называет и сопротивление принятому королем решению об отмене Прагматической санкции.

При Франциске I университет выступал как против новых ересей, так и против Болонского конкордата, отменившего Прагматическую санкцию. Луазель особо выделяет «сражение университета против иезуитов».

И такие баталии будут вестись всегда, пока миряне хотят сделаться клириками, а клирики мирянами, что приводит к смешению чинов и состояний, установленных повсюду в христианском мире, а в особенности в этом королевстве. Университет же, всегда участвуя в делах, более служащих церкви Иисуса, чем мирским заботам, должен считаться скорее духовной корпорацией, чем светской.

О церковном характере университетской корпорации говорит, по мнению Луазеля, и тот факт, что ректор раз в три месяца возглавляет процессию клира университетских церквей[279] на Пре-о-Клер, где «некогда читались проповеди на всех языках». Ныне это ушло в прошлое, и «луг клириков загрязнен и осквернен ссорами, драками и поножовщиной». Именно те, кто настаивает на светском характере университета, превратили его из поля Паллады в Марсово поле

[280]. В торжественных процессиях люди университета шествуют вместе с прелатами, а ректор — следом за епископом. Достаточно указать на обычай благословения ярмарки Ланди, куда ректор является в сопровождении духовенства университетских церквей[281] как «маленький епископ».

Возвращаясь к вопросу о юрисдикциях, Луазель отмечает, что Парижский парламент, конечно, может судить дела, связанные с университетом, но только если речь идет о светском имуществе, переданном благотворителями. В регистрах парламента нет постановления, в котором говорилось бы о светском характере университета. Напротив, при утверждении новой редакции Парижской кутюмы[282]

президент Кристоф де Ту выделил университету место среди клириков, между епископом и аббатами.

Воистину, те, кто ради бенефиция с двумя сотнями ливров дохода идет против власти Святого престола, причиняют своей alma mater величайший ущерб, желая сорвать с нее драгоценное платье клерикатуры, чтобы переодеть в мирскую одежду и, поместив ее под светское ярмо, лишить ее достоинства, свобод и вольностей, которые были ею завоеваны и хранимы на протяжении многих веков[283], — так завершает свою речь Антуан Луазель.