Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Брат Дмитрий пишет, что они перешли границу и ведут освобождение Западной Украины. Сопротивление оказывают только польские части. Население принимает хорошо. Был бой за Гродно. Поляки оставили город. <…>

1941 год. Вышел в свет в издательстве «Советский писатель» альманах «Звено», где впервые в центральной печати опубликованы мои стихи. <…> Готовлюсь поступать в Литературный институт. <…> Вечером поехал к Сергею Николаевичу, чтобы подарить ему альманах «Звено». Он был очень рад принять от меня такой подарок. Доля его труда была в нем. Занятия в Кабинете рабочего автора прекратились до осени. Встретил у него Т. Л. Щепкину-Куперник. Татьяна Львовна снимала на лето дачу рядом с домом С. Н. Дурылина и, естественно, была частым гостем в его семье. Они долгие годы близко знали друг друга, их объединяла общая любовь к театру. <…> Я познакомился с ней, когда ей было уже за семьдесят. Она выглядела бодрой, веселой, моложе своих преклонных лет. Рассказы ее, в основном на житейские темы, написанные ею как развлекательные, в частности о рождественских праздниках и случайных встречах, казались мне неинтересными. Стихи на меня произвели большое впечатление. Не один раз Сергей Николаевич устраивал поэтический конкурс между нами, в котором, естественно, выходила победителем Татьяна Львовна с ее богатым опытом и поэтическим талантом. Она заражала жизнерадостностью и жизнелюбием. С ней не было скучно. Эти встречи я вспоминаю как праздники. Иногда наши встречи длились часами, и мои собеседники, несмотря на свой возраст, казались неутомимыми. Если речь заходила о театре, а это повторялось почти при каждой встрече, рассказам и воспоминаниям не было конца. Обоим собеседникам было что вспомнить. <…>

Недели две спустя я снова был у Сергея Николаевича. Принес несколько стихов на консультацию, но, к сожалению, не пришлось воспользоваться его временем. Был летний теплый день. Зелень в саду властвовала благодаря усилиям Ирины Алексеевны. Дачный участок сочетал в себе кусочек дикой природы, на котором при строительстве дачи были оставлены нетронутыми русские березы, дубки и другая растительность. Часть же территории была отведена под картофель, кабачки, клубнику. По всему участку были посажены яблони и сливы, которые начинали плодоносить. Вдоль тропинок, идущих по периметру ограды и сада, росли смородина и крыжовник. <…> Войдя на территорию дачи, я увидел пожилого человека с бородкой, в холщовой белой блузе, подпоясанной пояском, кисти которого свешивались до нижней оторочки блузы, в темных брюках и тапочках на босу ногу. В руках у него была тросточка, которой он раздвигал плети кабачков и, не обращая на меня внимания, приговаривал: «Гляди какой, как молочный поросенок. Надо же! Как молочный поросенок!» Это был Михаил Васильевич Нестеров. Уж очень он был похож на свой автопортрет. <…>

Сергей Николаевич очень любил кошек, и в его кабинете, как бы чувствуя расположение хозяина, они всегда ютились около него. Иной раз он работает, а кошка сидит на его рабочем столе и смотрит, как он пишет. Спали они (их было несколько) вместе с ним в кабинете на его железной койке. Кошки были свидетелями и его бессонных ночей, и титанического труда. У него было много стихов и рисунков с них.

Как-то на одной из наших встреч (был и Михаил Васильевич) Сергей Николаевич попросил меня написать о кошках стихи. Я выполнил просьбу и при следующей встрече прочел стихотворение «Кошки». Его любопытно привести.

Кошки

Он пишет днями и ночами,Завален книгами кругом.Они ж пытливыми глазамиСидят и смотрят на него.

Потом зажмурятся и сами,Быть может, тоже о ТолстомЕму мурлыкают часамиСвоим кошачьим тенорком.И, утомившись на рассвете,

Свернувшись кренделями в ряд,Они в его же кабинетеС ним на одной кровати спят.Малы, но гордость и свободуНе потеряли даже тут.Они хозяину в угоду

На задних лапках не пойдут.

Михаилу Васильевичу и Сергею Николаевичу оно понравилось, а Нестеров сказал: «Вот я не могу писать кошек, не получается, хотя ничего против них не имею». <…> В 1940 году, в августе, мы так же вечером пили чай на веранде: Сергей Николаевич, Михаил Васильевич и я. Шел разговор о портретной живописи Нестерова. Дурылину было необходимо как можно больше подробностей «вытянуть» из Михаила Васильевича. Зашел разговор о портрете академика И. П. Павлова. Сергей Николаевич спросил, чем, собственно, заинтересовал этот человек Нестерова. Михаил Васильевич ответил:

— Духовным богатством. Меня всегда интересовали творческие натуры.

Сергей Николаевич добавил:

— К тому же и упрямством в своих стремлениях. Вы внутренне так похожи друг на друга.

— Чем же? — спросил Михаил Васильевич.

— Этим творческим упрямством.