Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Дружеские отношения связывали ее с Дурылиным и с М. В. Нестеровым, который из всех драматических артисток признавал только Турчанинову и ценил ее как умную собеседницу.

Сергей Николаевич Дурылин[480]

Жизнь бежит быстро. Одно событие сменяет другое. Люди рождаются, живут и уходят из жизни. Кажется, вот-вот только что видела того или другого интересного, содержательного человека, а его уже нет в живых — и не год, и не два, а значительно больше.

Сергея Николаевича Дурылина нет с нами уже шесть лет, таких долгих и вместе с тем таких коротких шесть лет. Его уход для всех нас был неожиданным и тяжелым, несмотря на то что последние годы его здоровье вызывало опасение и тревогу у тех, кто знал его. А знали его все. Все, кто имел отношение к искусству, литературе и театру. Знали Сергея Николаевича и на периферии — по его статьям и книгам; знали и любили его многочисленные друзья.

Была в этом человеке особая черта: ласковость к людям, истинное внимание к каждому человеку, с которым он так или иначе соприкасался. Он как бы пытливо вглядывался в своего собеседника, стараясь уловить, познать его сущность. Каждый новый человек был для него огромным интересным миром, таящим в себе «незнаемое» ему, Сергею Николаевичу. И он старался как можно полнее узнать все об этом человеке, записать, завести папку на него и «поставить на полочку».

На такой «полочке» все его знакомые могли найти себя. В большинстве случаев это были люди искусства. «В каждом индивидууме есть особенное, только этому человеку присущее, ему принадлежащее», — говаривал Сергей Николаевич в таких случаях.

Это живое внимание к собеседнику мгновенно вызывало ответный ток — ток симпатии и доверия. Так рождались его друзья. И трудно было назвать год, месяц, число и день, когда вы именно подружились с ним: было такое чувство, что этого человека вы знаете всю жизнь. Знаете и верите ему, как другу, любите, как настоящего, хорошего человека, и уважаете его за исключительную эрудицию. Круг знаний Сергея Николаевича был огромен. Все интересовало его — и живопись, и архитектура, и музыка, и литература. Но особенную любовь и внимание он отдавал нам — театральным людям.

Театр он любил самозабвенно и часто вспоминал о том, как в дни своей юности и ранней молодости он все лучшее пересмотрел, сидя на «галерке» Малого театра. В те времена Малый театр был вторым университетом. Он был колыбелью щепкинских традиций, хранителем чистоты нашего великого русского языка. Общественное звучание Малого театра было огромно. <…> С ранних лет впитав в себя любовь к Малому театру, Сергей Николаевич сделался истинным его ценителем и — если можно так сказать — даже пропагандистом, уверяя театральную молодежь, что учиться нужно у Малого театра — и прежде всего у Малого театра!

Но это не значит, что он неодобрительно относился к Художественному театру, которому посвятил 124 свои работы. <…>

Вся жизнь Сергея Николаевича была беспрерывным горением. Мысль его была острой, беспокойной, ищущей, стремящейся познать всю глубину интересующего его литературного и драматического материала. Он признавал подлинной жизнью драматургии только ее сценическое воплощение.

При постановке Гоголя в Малом театре профессор С. Н. Дурылин был приглашен прочитать нам, актерам, лекцию о временах Гоголя. Эта беседа сразу перенесла и погрузила нас в жизнь маленького украинского городка, с большими лужами, со стадами гусей, важно разгуливающих по улицам, со старинными торговыми рядами. И казалось, вот-вот мы увидим городничего, с такой ясностью Сергей Николаевич видел все это сам, так живо ощущал дыхание эпохи и с таким мастерством сумел внушить нам это видение. К сожалению, эта беседа была единственной.

Дурылины жили в Болшеве на даче. Дача — зимняя. Вокруг нее небольшой фруктовый сад. Все это было построено, посажено, выращено на голом месте. Я застала это уже в обжитом виде. От станции Болшево Ярославской железной дороги нужно минут десять — пятнадцать идти по прямой линии, потом поворот налево и направо в небольшой тупичок.

Омытый дождями, некрашеный, бурый от времени забор. В калитке звонок. Сначала, стоя у калитки, вы слышали шум отворяемых в доме дверей, торопливые шаги по дорожке и только тогда уже раздавался лай пса. Он стар, этот пес, у него уютная будка, слишком часто приходится вылезать из нее, встречая болшевских гостей, и потому он предпочитает не торопиться: откроют и без него. Но все-таки он считает свои долгом тявкнуть раза два в виде приветствия в сторону гостя, а затем снова спокойно скрывается в будке.

Гостей в Болшеве и впрямь бывало много — и приезжающих из Москвы, и отдыхающих у Дурылиных. Отдыхал там художник М. В. Нестеров, его семья, отдыхала там и Т. Л. Щепкина-Куперник с дочерью М. Н. Ермоловой — М. Н. Зелениной. По нескольку дней живала и я на даче Дурылиных.