Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Раздается крик толпы. Ребята спешат, падая в снег, путаясь ногами в этой пушистой снежной перине.

— Елка! Елка! Ребята, елка! — Раскрасневшиеся ребятишки оцепили елку вместе с встретившим их «большим» ребенком — Серг<еем> Ник<олаевичем> Дурылиным.

Свечи горели, как в волшебной сказке. Ребята толклись в снегу вокруг елки, подпевая запевале: «Елочки, елочки, зеленые иголочки, нарядные шишечки, золотые орешки — белочке, вкусные прянички — девочке» и т. д.

Свечи догорали, и надо было успеть получить подарки от Деда Мороза. Неожиданно для ребят Коля шмыгнул под елку и с криком тащит за палец рукавицу Деда Мороза — большую, неуклюжую, но полным-полно набитую подарками. Сначала все хотели ринуться на нее, но оказалось, что руковица с номерами. Серг<ей> Ник<олаевич> сдерживал ребят, говоря: «Дед Мороз может рассердиться, и тогда из леса появятся зверята, и нам придется спасаться от них». Наступила тишина. Ребятам стало страшно, и они стали озираться, поглядывая назад: и в самом деле, нет ли тут близко волка или лисицы. Слышилось только похрустывание снега под ногами и потрескивание сухих веток от мороза, а мороз был около 20 градусов.

Я вытаскивала за пальцы рукавицы, а Серг<ей> Ник<олаевич> выкрикивал розданные ребятам номерки: 8-й, 3-й, 5-й, и каждый брал свой мешок с осторожностью, не зная, что там, а рукавицы были тщательно зашиты, и можно держать только за палец.

Свечи догорали. Ребят оказалось 18 человек, и остались 3 рукавицы лишних. Тогда Серг<ей> Ник<олаевич> говорит: «Кому эти подарки подарим?» И вдруг слабый голосок:

— А у меня сестричка больная дома.

— Ну что ж, ребята, дадим ей?

— Дайте, дайте ей, они бедные.

Еще два мальчика отозвались: «А у меня мама болеет». — «А у меня братик. Его мама не пустила: валенки худые. Он плачет».

Так все подарки были розданы. Сняты были игрушки с елки и тоже поделены. Подарки были с надписями от зверей: от мишки, лисы и проч.

Свечи совсем померкли. Ребята побежали домой распарывать рукавицы, каждый свою, и уже не шумели, а только быстро, усталыми ногами, бежали по дороге.

Было у нас с Серг<еем> Ник<олаевичем> опасение, как бы елка не загорелась от свечей. Но елка была с сырыми иголками и снежными украшениями.

На окраине города ребят встречали собравшиеся «тети», «дяди», стараясь остановить детей и расспросить, что такое? Ответ был один у всех: «Дед Мороз нам подарил елку, зажег свечи и дал подарки».

Недоумевая, собравшаяся толпа расходилась по домам.

О том же спросили и нас, возвращавшихся домой уже в глубоких сумерках. Но сумерек не было в душе, а только одна ребячья радость охватила Серг<ея> Ник<олаевича>.

Нас спрашивали: «Скажите, что это происходило на опушке леса? Не знаете ли вы?»

Нас еще мало кто знал, да можно сказать, почти никто, кроме доктора и его семьи (к доктору мы часто обращались по нездоровью Сергея Николаевича). Доктор Дмитриевский, когда шел к нам, всегда брал с собою своего сынишку Колю 7 ½ лет. С этого и началась дружба с Колей, ему Серг<ей> Ник<олаевич> попутно рассказывал сказки.

— Нет, мы ничего не знаем, — ответили мы, — мы ходили только гулять в лес, посмотреть, как хорош зимний вечер в лесу, в поле и на опушке леса. Никого не видали, кроме ребят, которые шумно бежали из лесу. Вот и все.

Утром, когда я пошла за хлебом, базар был полон удивленных рассказов о вчерашней зажженной елке на опушке киржачского леса — а он почти граничил с городом.

Матери не могли разубедить своих ребят, что это не Дед Мороз, а кто-то из людей нарядил елку. Дети твердили свое.

На следующий день Серг<е> Ник<олаевич> собрал остатки от своих полученных из Москвы гостинцев, наспех сделал кульки и попросил молодого человека лет 16-ти сходить на опушку леса и разложить под елки эти кульки для тех счастливцев, кто их найдет. Так и было сделано — и иллюзия продолжалась. Часа в четыре ребята уже бежали в лес и высматривали, где есть шаги Деда Мороза: действительно, Дед Мороз оставил ряд подарков под елками для ребят.

* * *

Киржач начался для Сергея Николаевича большой работой: получил заказ написать для «Литературного наследства» «Русские писатели у Гёте в Веймаре». Работа была трудная, ответственная, а организм был расшатан, сердце больное. Но интересная, близкая ему по духу работа увлекала, и, как и до конца жизни, Сергей Николаевич забывал о своем нездоровье и только по ночам чувствовал себя плохо. Илья Самойлович Зильберштейн, с горячим темпераментом, торопил, тормошил Сергея Николаевича, не раз сам приезжал в Киржач, прочитывал и забирал написанное. Сергей Николаевич требовал материалов, книг, указывал, откуда их можно достать. Мелкий готический шрифт, присылаемый из Германии, очень трудно было читать, и вот этой работой Сергей Николаевич повредил себе глаза.