Тело рассыпа́лось. Процесс был быстрым и вовсе не противным, он больше походил на сухое испарение. Тело просто превратилось в большое облако пыли, которое распространилось по комнате и вскоре исчезло. Но последние несколько горстей на мгновение сложились в знакомый силуэт. Который тоже исчез, самым легким шепотом что-то выкрикнув.
– Это же был дланг! – воскликнул Лобсанг. – Злой дух! Живущие в долине крестьяне вешают для защиты от них обереги! Но я всегда считал это простым предрассудком!
– А это оказалось чистым рассудком, – ответила Сьюзен. – Ну, то есть они существуют, хотя в них почти никто не верит. Бо́льшая часть людей верит как раз в то, чего не существует. Так или иначе происходит нечто странное. Их здесь слишком много, а кроме того, у них появились
– Э… Госпожа Сьюзен, а чем ты занимаешься? Ну, в жизни?
– Я? Работаю… учительницей.
Сьюзен заметила, каким взглядом он смотрит на гаечный ключ в ее руке, и пожала плечами.
– На переменках дети иногда ведут себя очень плохо, да? – спросил Лобсанг.
Запах молока заслонил собой весь мир.
Лю-Цзе резко выпрямился.
Комната была огромной, и он сидел на столе в самом ее центре. Судя по ощущениям, стол был обит железом. Вдоль стены стояли фляги, а рядом с мойкой, больше похожей на ванну, выстроились рядами огромные железные миски.
Впрочем, сквозь молочный аромат пробивались и другие запахи – дезинфицирующего средства, хорошо вымытого дерева и расположенной где-то неподалеку конюшни.
Послышались приближающиеся шаги. Лю-Цзе поспешно лег на спину и закрыл глаза.
Он услышал, как кто-то вошел в комнату. Потом раздался тихий свист, и принадлежал он, по-видимому, мужчине, потому что, как Лю-Цзе знал из своего долгого жизненного опыта, ни одна женщина не станет свистеть и одновременно шипеть, да еще пытаться выводить трели. Посвистывание приблизилось, остановилось на мгновение рядом со столом, потом удалилось в сторону мойки. Его сменил мерный скрип приведенной в действие ручки насоса.
Лю-Цзе открыл один глаз.
Стоявший у мойки мужчина был невысокого роста, поэтому стандартный передник в сине-белую полоску доходил почти до пола. Судя по легкому бренчанию, в раковине содержались бутылки.
Лю-Цзе опустил ноги со стола настолько бесшумно, что среднестатистический ниндзя иззавидовался бы лютой завистью. Его сандалии невесомо коснулись пола.
– Ну как, получше себя чувствуешь? – спросил, не оборачиваясь, мужчина.
– О да, конечно. Превосходно, – ответил Лю-Цзе.
– Я подумал, что это за похожий на монаха лысый старик? – сказал мужчина, подставляя бутылку под луч света и внимательно осматривая ее. – На спине штуковина заводная, а по пятам беда лихая. Хочешь чашку чая? Чайник уже на плите. У меня есть ячье масло.
– Ячье? Я все еще в Анк-Морпорке?
Лю-Цзе опустил взгляд на висевшие рядом черпаки. Мужчина по-прежнему не оборачивался.
– Гм. Интересный вопрос, – произнес мойщик бутылок. – Можно сказать, ты отчасти в Анк-Морпорке. А ячьего молока не желаешь? У меня есть молоко коровы, козы, овцы, верблюдицы, ламы, лошади, кошки, собаки, дельфина, кита или аллигатора. На любой вкус.
– Что? Но аллигаторы не дают молока! – воскликнул Лю-Цзе, хватаясь за самый большой черпак.
Тот совершенно бесшумно снялся с крючка.
– А я и не говорю, что получить его было легко.
Метельщик крепко сжал в руке черпак.
– Что это за комната, приятель?
– Ты в… маслобойне.
Мужчина у мойки произнес последнее слово так, словно оно было синонимом замка ужасов, сунул очередную бутылку в подставку для сушки и, по-прежнему стоя спиной к Лю-Цзе, поднял руку. Все пальцы были сжаты, за исключением среднего.
– Знаешь, что это значит, монах? – спросил он.
– Не слишком-то дружелюбный жест, приятель.
Ручка тяжелого черпака уютно лежала в ладони.
Лю-Цзе приходилось пользоваться и менее удобным оружием.
– О, весьма поверхностное толкование. Ты ведь пожилой человек, монах. Я вижу на тебе бремя веков. Скажи, что это значит, и поймешь, кто я такой.
В прохладной маслобойне стало еще холоднее.
– Твой средний палец? – попытался угадать Лю-Цзе.
– Фу, – откликнулся мужчина.
– Фу?
– Да, фу! У тебя же есть мозги, используй их.
– Послушай, весьма признателен тебе за то, что…
– Тебе доступны тайные знания, которые все так настойчиво пытаются обрести. – Мойщик бутылок чуток помолчал. – Более того, я даже подозреваю, что тебе доступны явные знания, спрятанные на самом виду, которые практически никто обрести не пытается. Так кто я такой?
Лю-Цзе уставился на одинокий палец. Стены маслобойни потускнели. Холод стал еще более ощутимым.
Мозг бешено заработал, и библиотекарь воспоминаний взял дело в свои руки.
Он попал в ненормальное место, значит, и человек не был нормальным. Палец. Один палец. Один из пяти на… Один из пяти. Один из
Пять минус один – четыре.
Пятый лишний.
Лю-Цзе аккуратно повесил черпак на крючок.
– Пятый Лишний, – сказал он. – Пятый из Четырех.
– Наконец-то. Вижу, ты получил хорошее образование.