Подлинная история баскервильского чудовища

— Вы и в самом деле ничего не понимаете, — Меслов откашлялся: холод забрался в горло. — Совсем. Хоть и рылись в моем архиве. Кого вы подкупили? Джима? Во что вам обошлись его услуги?

Холмс неожиданно рассмеялся.

— Ну-ну, — с трудом выговорил он, вытирая глаза рукавом. — Старина Джим не получил ни пенни. А вот я, похоже, где-то дал маху. Хотя… почему в тексте — подлинные имена? О нет, не надо объяснений, — он снова выставил руку вперед, — я сам догадаюсь. Вы таким образом признались профессору в своих чувствах, не так ли? И описали желательный для вас вариант развития событий, в мелких подробностях. Что его и оттолкнуло. Мужеложцы обычно сентиментальны и на дух не переносят, когда вещи называют своими именами. Ваша ошибка была чисто стилистической, Абрахам. Но именно такие ошибки оказываются роковыми.

— А вот это — не ваше дело, — сказал Меслов.

— Ага! — Холмс поднял палец вверх. — Теперь мне более понятны причины, толкнувшие вас на преступление. Я-то думал, что вы — жертва домогательств старого мужеложца. Оказывается, вы — отвергнутый поклонник, к тому же вас отвергли столь оскорбительным образом. Вами побрезговали. Неудивительно, что вы остались девственником. И занялись лечением скверных болезней. Жалкий вид венерических больных, их страдания, их страх перед разоблачением — все это укрепляет вас в вашем отношении к половой сфере, и особенно в той ее части, что отклоняется от так называемой нормы. Но вашим чувствам необходима пища, желательно — регулярная, поэтому большинство ваших клиентов — именно педерасты, которых вы лечите и которых ненавидите…

— Прекратите нести чепуху, — неожиданно резко оборвал его доктор. — Может быть, у вас котелок и варит, — добавил он с отвращением, — но то, что в нем варится, скверно пахнет. У вас отшибло нюх, Холмс.

— А вы ведь это всерьез, — с некоторым удивлением протянул сыщик. — Похоже, я и в самом деле в чем-то ошибся. В чем именно?

— В главном. Холмс, как вы думаете, зачем я переписал рассказ?

— Ах, ну да, вы его переписали… Текст профессора был неразборчив… Какая чушь! Хотели выдать за свое? Нет, зачем тогда копировать самому… Нет, не понимаю.

— Да ни черта вы не понимаете, — с горечью сказал доктор. — Вот и я тоже не понял, как он это, черт возьми, сделал! Почему у него это получилось ярко и достоверно, а у меня — нет.

Холмс хлопнул себя по лбу:

— О-о-о! Ну конечно! Вы переписали текст от руки, чтобы хоть так понять, в чем секрет. А ведь профессор был прав — у вас сугубо научный подход… Постойте-постойте. Стоп! Вот оно! — Холмс в возбуждении щелкнул пальцами. — Вы ведь не гомосексуалист и никогда им не были, вы не испытываете тяги к мужчинам, — длинный палец сыщика уперся доктору чуть ли не в переносицу. — Вы взяли эту тему именно потому, что пытались проникнуть в недоступную для вас область чувств. Страсть к исследованиям!

— Наконец-то, — Меслов грустно улыбнулся.

— И, конечно, имена в вашем тексте были другие. А ваше и свое вставил сам Рейнхарт. Чтобы вас унизить и задеть. Потому что для него эта тема была глубоко личной и весьма болезненной. Чего вы, разумеется, не учли. А может быть, даже не знали? Простите за откровенность, но вы и в самом деле плохой литератор: при всей своей страсти к исследованиям, у вас проблемы с глазами, ушами и житейским чутьем, а хороший писатель должен всем этим обладать почти в такой же мере, как и хороший сыщик… Но оставим это, — Холмс чем-то звонко щелкнул — видимо, крышкой часов.

— В любом случае у нас еще есть время, — пробормотал он. — Ладно. В каком-то смысле я у вас в долгу. Расскажу-ка в таком случае другую историю, тоже связанную с литературой. Когда меня спрашивают, почему я не читаю романов, я обычно отвечаю, что не хочу захламлять свой чердак, — раздался характерный звук: похоже, Холмс постучал пальцем по черепу. — На самом деле причина не в этом. Хотите знать правду?

— Нет, — сказал доктор. — Мне это неинтересно, — повторил он.