Подлинные сочинения Фелимона Кучера

Единственно, чего не хватало мне для полного счастья в походе по луговым степям, так это надёжной лошади. Та, что была подо мной, пусть и была по-настоящему сильной, но обладала чрезмерно упрямым нравом. В конце концов мне удалось найти превосходного жеребца тёмно-бурой масти, сильного, живого, красивого. Я с удовольствием прыгнул на него, отдав моего серого Горбушке. Французик был рад этому несказанно.

ОТЪЕЗД. ГЛАВА ПОВЕСТВУЕТ О ПЕРВЫХ ДНЯХ ПУТИ И О ПЕРВЫХ НАШИХ ПРИКЛЮЧЕНИЯХ НА ТЕРРИТОРИИ ДИКАРЕЙ

Протяжные звуки рожка дали сигнал к началу похода. Один за другим солдаты сержанта Пупса потянулись к лесу, вытянувшись вереницей. Мы двинулись за ними, но ехали следом не очень долго, ибо наши вьючные лошади сдерживали нас. Не приученные ехать в строю, они сбивались то в одну, то в другую сторону, исчезая в лесной чаще, и никакие ругательства Горбушки не могли сдержать их. А метис наш, с ружьём за плечами, гонялся на своём резвом сером за вьючными животными, награждая их не только бранью, но и щедрыми ударами плётки.

Из-за непослушания вьючных лошадей мы скоро потеряли из вида ехавших впереди всадников во главе с сержантом Пупсом, но старались всеми силами не потерять их следы. Так мы продвигались вперёд сквозь кустарник, между деревьями, минуя палатки индейцев и хижины негров, и под вечер прибыли к ферме, принадлежащей поселенцу по имени Барбаросс. Дом его стоял на холме, у основания которого тесным кругом устроились около реки сержант Пупс со своими людьми.

– Если вы будете ехать в том же духе, – заговорил он, – то всегда будете терять нас. А если вы будете постоянно терять нас, то зачем мы вам нужны?

Хозяин фермы принял нас радушно, но сожалел, что не может предоставить нам никаких удобств в связи с разразившейся в его семье болезнью – все лежали с насморком и кашлем. Он и сам не отличался цветущим видом; при всей крепости телосложения он выглядел поникшим, имел бледный цвет лица, говорил с присвистом. Его бревенчатый дом был превращён в настоящий лазарет, повсюду виднелись больные люди.

– Вы к нам в дом не входите! – крикнул Барбаросс, радушно улыбаясь и громко чихая. – У нас карантин!

– Не оспа ли у вас? Может быть, грипп? Не нужны ли прививки?

– Нет, спасибо, мы сами помрём.

– Ну, тогда ладно…

Мы поставили палатку во дворе.

Вскоре после того как мы угомонились, прискакал наш новый проводник – метис Пьер. На одной лошади ехал он сам, другую – нагруженную добрым запасом всего необходимого – вёл на поводу.

– Судя по его виду, – предположил я, обращаясь к Питерсону, – этот парень – тёртый калач.

– Мы можем быть спокойны. Этот крепыш прекрасно знает о всех возможных нуждах и крайностях в непредвиденных случаях, – ответил мне комиссионер.

Одна из лошадей Пьера была предназначена для повседневной службы, другая – только для охоты. Эта вторая была полукровкой и происходила от ручной и дикой степной породы. Животное было красивое и гордое. Сам Пьер был вооружён с головы до ног: за плечами лежало ружьё, на боку висели рог с порохом и сумка с пулями, охотничий нож торчал за поясом, а у луки седла покоились моток верёвок и аркан для поимки диких лошадей. С таким вооружением и запасами индейский охотник в степи – то же, что крестоносец на море: оба нисколько не зависят ни от кого, всегда готовы оборонять себя и добывать провизию. Для Пьера ничего не стоило бросить всех на произвол судьбы, поехать своим путём и мыкать судьбу, как ему заблагорассудится, если бы ему вдруг этого захотелось. Думаю, что сам он прекрасно чувствовал свою независимость и очевидное превосходство над нами, тем более что мы направлялись в места, нам совершенно чужие.

– Мы рады видеть вас с нами, Пьер, – поприветствовал я проводника.

Он высокомерно кивнул мне и сказал:

– Надеюсь, вы помните об условиях нашей сделки?

Всё с тем же почти надменным видом он развьючил лошадей и поставил их в безопасное место на ночлег. Всё в этом человеке отличалось от нашего Горбушки, болтливого и всегда шумного хвастуна. Впрочем, Антуан, кажется, испытывал заметное чувство зависти по отношению к Пьеру.

– Вот что я вам скажу, господа, – нашёптывал нам французик, сидя у костра, – нет в мире никого хуже метисов. Это самая гнусная из всех человеческих пород.

– Ты уж слишком строг к индейцам-полукровкам, Антуан.

– Нет, сударь, я знаю, что говорю. Метисы – самые вздорные и ненадёжные. Они чувствуют себя неполноценными: не то краснокожие, не то белые. Ни одна из рас не считает их своими. А этот Пьер – Оседжи называют его, как я слышал, Оторванное Ухо, – он вообще известен своим чёрным сердцем. Злой и своенравный. Упрям, как два осла, вместе взятых. Всегда готов на предательство…