— Валькирия? — глянул на неё Беовульф, усердно двигая челюстями.
Зад собаки оторвался от земли и заходил из стороны в сторону.
— А ты говорил — не привыкнет! — остатки гигантского бутерброда упали перед собакой, Беовульф наставительно поднял блестящий от жира палец. — Видишь, как новому имени радуется?! — он с нежностью посмотрел на порыкивающую от жадности собаку, которая безуспешно пыталась проглотить целиком ломоть мяса.
— Самого мелкого червяка заморили, — Беовульф поднялся на ноги, — пора и за гусей приниматься, — северянин вразвалочку подошёл к костру, носком сапога раскидал угли, выкатил на траву четыре комка затвердевшей глины. — Думаю в самый раз, — не обращая внимания на жар, он ухватил одного гуся и с силой грохнул о землю. Глиняная оболочка отвалилась вместе с перьями. Белоснежное мясо с капельками жира наполнило воздух та ароматом. У Ратибора, считавшего, что его желудок наполнен под завязку, заурчало в животе и рот наполнился слюной, не менее обильной, чем у новоокрещённой Валькирии.
— Мне, как повару двоих, — предупредил Беовульф, разложив перед остальными гусиные туши. — А ты, красавица, ещё бы к пиву приложилась… Сидишь как на похоронах.
Света послушно поднесла к губам заботливо наполненную Ратибором кружку.
— До дна! До дна! — северянин упёрся пальцем в донышко, не позволяя девушке оторваться от края посудины. — Теперь и мы за компанию! — горлышко баклажки очутилось между губ воина. Он лихо запрокинул голову. Пиво отозвалось громким бульканьем.
— Эээх! — крякнул Беовульф, протягивая опустевшую наполовину баклажку Ратибору. — И как это некоторые дурни от жареного мяса и от пива отказываются?! — он разломил гуся пополам и через мгновение послышался треск костей перемалываемых крепкими зубами северянина.
— Учитель мой — Всевед, — Ратибор приложился к баклажке, однако его глоток не шёл ни в какое сравнение с поглощением хмельной жидкости Беовульфом, — мяса не ел. Говорил, что обильная пища и хмельное питьё мешает работе мозга.
— От большого ума — большая печаль! — северянин наставительно ткнул половиной гуся в звёздное небо. — Мы вон с тобой живём ни как разум велит, а как левая нога захочет, и ничего — весёлые такие, румяные. Не есть мяса и не пить бражки — великий грех перед богами. Асы и сами не дураки закусить и выпить! Всем этим умникам уготовано место рядом с Хель. Помяни моё слово! Они и живут оттого долго, что помереть боятся! А ты, дочка, никак в мудрецы решили податься? — он глянул на Свету, которая отщипнула от гуся лишь клочок кожицы и теперь тщательно его пережёвывала. — Не зевай, а то Валькирия уже на твой ужин поглядывает!
Собака, поняв, что от хозяина подачки не дождёшься, теперь переместилась поближе к Ратибору, который подкидывал ей кости, и время от времени бросала откровенные взгляды на лежащего перед девушкой гуся.
— Может не надо ей больше пива? — заволновался Ратибор. — Оно у тебя крепкое.
— Я всегда в походы выдержанное беру, — северянин довольно улыбнулся. — И согреться можно, и сон хороший. Зря волнуешься, герой. От хорошей чарки вреда не будет. У красавицы наоборот голова проясниться. Наливай, не бойся!
Ратибор плеснул пива на самое донышко крышки-кружки и протянул Свете. Девушка приняла посудину, сделала глоток, отломила крылышко от лежащего перед ней гуся, двумя пальцами принялась отделять волоконца мяса от кости. Беовульф только поморщился от такого обращения с едой, однако промолчал, увлёкшись поглощением второй порции.
— Карма, на! — Света протянула тонкую косточку собаке. Щелчок мощных челюстей был гораздо громче хруста гусиной косточки. Валькирия воровато глянула на Беовульфа. Хозяин доедал гуся. Подозрительно посмотрела на Ратибора. Всадник, запрокинув голову, пил пиво. Не тратя времени, собака схватила лежащую перед Светой птицу и скрылась в темноте. Через секунду из зарослей послышался треск раздираемого гуся и довольное рычание Валькирии.
— Ай, да псина! — захохотал северянин. — Молодец! С голоду не помрёт!
— Возьми, — Ратибор протянул девушке гусиную ногу. — Ты почти не ела.
— Спасибо, — Света переводила сверкающие хмельным блеском глаза со всадника на северянина. — Я больше не хочу… Какой странный сон, — она допила содержимое кружки. — Всё… Всё… словно… настоящее, — теперь она не сводила глаз с Ратибора. — Ты… странный. Не хочется… просыпаться.
Голова девушки склонилась. Пальцы, сжимающие крышку от баклажки, разжались.
— Что с тобой?! — Ратибор едва успел подхватить тело Светы, заваливающееся на траву. — Где больно?!
— Обычная пьяная женщина, — Беовульф вытер жирные ладони о штаны. — Я не мудрец, конечно, но могу сказать точно — мужчина после первой чарки начинает врать и хвастаться, женщина, выпив последнюю, говорить правду. Можешь не волноваться — завтра тебе от неё снова достанется! Странный! Ха! Почти в любви призналась!
— Не говори глупостей! — ноги Ратибора затекли, но он не менял положения, боясь потревожить Свету. — С ней, правда, всё в порядке?!