Подлунное Княжество

— Дело твоё, — пожал плечами Беовульф, утаскивая в сторону стоянки вязанку хвороста, коей хватило бы, по меньшей мере, на десяток костров.

Когда оранжевые язычки, робко лизавшие сучья превратились в извивающихся, с треском грызущих мёртвую плоть дерева хищников, Беовульф взял свой холмообразный мешок.

— Посмотрим, чего я тут в спешке накидал, — бормотал он, развязывая шнурок.

* * *

Ратибор глянул на появившуюся еду и рот его наполнился слюной. Судя по всему, даже очень торопясь, северянин относился с глубоким уважением к потребностям собственного желудка. На траву один за другим легли четыре жирных гуся, потом Бофульф вытащил за хвост копчёную остроносую рыбину с чудными пирамидками на спине, следом из недр мешка появился приличных размеров окорок и, наконец, увенчала всё это великолепие пузатая баклажка, которой больше бы пристало называться бочонком.

— И всё?! — возмутился северянин, чуть ли не целиком ныряя в мешок.

— Не густо после доброй драки, — ворчал он, вылезая наружу и вертя в руках каравай, диаметром с боевой щит.

— По-моему, всего достаточно, — заметил Ратибор.

— Вы что, есть не будете?! — удивился Беовульф.

— У меня ещё кое-что есть, — всадник развязал шнурок на своём мешке.

— Убери! — губы северянина брезгливо скривились, когда он заглянул вовнутрь. — Это еда для героев и ихних девиц, а не для голодного наёмника. Поделюсь уж с вами. Так и быть.

Беовульф схватил весь хворост, что они собрали, и кинул в костёр. На мгновение стало темно, потом пламя, получившее огромную порцию сухой древесины, взвилось чуть ли не до самых звёзд.

— Чтобы углей побольше было, — пояснил северянин, собирая с земли гусиные туши. — Отощаешь тут с вами, — ворчал он, зажав в ладони длинные птичьи шеи и направляясь к берегу пруда. — Ноги таскать перестанешь. Ха! Запасы! — послышалось из темноты. — Три дохлых плотвички да сушёный камыш! Воробья досыта не накормишь!

Ратибор глянул на Свету. За всё это время поза девушки не изменилась. Она продолжала сидеть, закрыв лицо, на самой границе света от костра и сгущающейся тьмы. На мгновение всаднику показалось, что из чернильной мглы к волосам девушки тянутся когтистые лапы. В костре, словно выстрелил револьвер, треснул сучок. Роем новорожденных звёзд к небесной тверди взвились искры. Язык пламени метнулся в сторону, жаля крадущуюся со всех сторон темноту и тут же перед ней отступая. Звериные лапы исчезли, но в молниеносном отблеске, всадник различил нечто похожее на зловещую фигуру в балахоне. Ратибор вздрогнул и схватился за оружие.

— Иди-ка на подмогу, герой! — послышалось со стороны пруда. — Ужин надо перенести!

Ратибор надавил пальцами на глазные яблоки. Показалось! Всего лишь показалось. Он двинулся на голос Беовульфа.

* * *

— Ты чего-то сам не свой! — заметил северянин, протягивая что-то увесистое и влажное на ощупь. — Привидение что ли увидел? Или девчонка очухалась и опять скандалит?

— Так, мысли дурные, — ответил всадник, принимая двух обмазанных глиной гусей.

— Мысли перед едой — хуже некуда! — покачал головой Беовульф. — Бери пример с меня — сперва поесть, а потом голову ломать. Иначе и путного ничего не придумаешь, и аппетит испортишь.

— Я постараюсь, — пообещал Ратибор.

Северянин разгрёб носком сапога одну сторону кострища. Бережно уложил на потрескавшуюся от жара землю четыре обмазанные глиной гусиных туши. Присыпал внушительным слоем мерцающих углей.

— Пока голубчики подходят, можно слегка закусить. Для аппетита, — северянин довольно потёр ладони. — Давай-ка сюда, красавица! — обратился он к неподвижно сидящей Свете. — У нас два раза к столу приглашать не принято!

Девушка оторвала ладони от лица, посмотрела на Ратибора, потом на Беовульфа.

— Всё ещё сплю, — в её голосе мелькнуло разочарование.

— Во сне и поесть не грех! — северянин ловко кромсал остроносую рыбину. — Даже приятно! И платить не нужно! Посуди сама — на полный желудок и просыпаться сподручнее! — Беовульф подмигнул всаднику.

— Пойдём, — Ратибор подошёл к девушке, взял её за руку. — Надо поесть.

К его удивлению, Света не стала возражать. Послушно подсела к костру, взяла из рук всадника ломоть окорока, размеры которого, по мнению Ратибору, были не особо чудовищными.

— Коли есть начала — оклемается, — прочавкал Беовульф, хватаясь за баклажку. — За то и выпьем!

Всадник глотнул забористого пива. Плеснул немного в крышку от баклажки, которая в ином кабаке и за кубок сойдёт, протянул девушке. Света пригубила янтарную жидкость. Её лицо оживилось.

Ого! — хохотнул северянин. — Пиво и мёртвого на ноги поставит! Порой с утра глаза откроешь — труп трупом, ну, по крайней мере, свинья свиньёй. Только к доброй чарке приложишься и человеком себя чувствуешь, и жить охота! После гуся, красавица, совсем поправишься!

Беовульф подхватил ломоть окорока, уложил его на не меньший кусман хлеба и впился с такой жадностью, словно не в его желудке почти целиком не исчезла рыбина, рост коей не уступал человеческому. Усевшаяся рядом Валькирия (в прошлом Карма) одарила нового хозяина страдальческим взглядом, из раскрытой пасти нескончаемым потоком вытекала слюна.